Беседка ver. 2.0 (18+)

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Беседка ver. 2.0 (18+) » Литературная страничка » Что нынче почитать можно?


Что нынче почитать можно?

Сообщений 961 страница 980 из 987

961

Грег Ф. Гифьюн "Сезон крови"

float:leftТридцатисемилетний продавец подержанных автомобилей Бернард Мур покончил с собой, оставив магнитофонную запись, в которой он признается в серийных убийствах. Запись прослушали трое его лучших друзей - Алан, Рик и Дональд - и, мало им шока от такого известия, так вокруг ещё и начинает твориться мистическая чертовщина.

Что в этой книге удачно, так это психологическая сторона. Наверное, все родственники и друзья серийных убийц неизбежно начинают ворошить воспоминания в поисках тревожных звоночков, знаков, которые можно и нужно было заметить - а вот поди ж ты, не заметили, ибо кто ж мог такое подумать.

Что мы прошляпили? Могли ли мы что-то сделать? Родился ли наш друг детства монстром или чудовищные фантазии исподволь захватили его сознание, незаметно оставив от хорошо знакомого нам парня одну оболочку? Подобные эмоции, попытки разобраться, проанализировать прошлое и осмыслить внезапно обухом по голове треснувшую правду - это лучшая часть романа.

Отредактировано Абгемахт (2018-10-14 19:31:54)

0

962

Василий Владимирский

О читательских хотелках притча. Многие в курсе, но кое-кто не слышал. Несколько лет назад покупатели книг «Азбуки» начали роптать: а-а-а, вместо хорошей белой бумаги любимое издательство подсовывает нам дешевую желтую, нас не уважают, за людей не держат, пропал Калабуховский дом! Для «Азбуки» это стало большим сюрпризом. Дело в том, что вместо "обычной белой" издательство купило элитную кремовую бумагу, от которой меньше устают глаза и которая стоит существенно дороже. Хотело сделать приятное своим постоянным читателям. И получило вместо «спасибо» кучу рекламаций. Понятное дело, после этого издательство пожало виртуальными плечами и без проблем вернулось к более дешевому и привычному для широкой публики варианту.

Мораль сей басни такова: консерватизм издателей – во многом реакция на консерватизм читателей. Часто «широкая публика» хочет не то, что объективно лучше, а то, что привычнее. Перемены неизбежны, но к ним надо готовить – иначе получится как в этой вот истории.

0

963

Василий Владимирский

К юбилею Крапивина (если кто пропустил – вчера классику исполнилось 80) написал для «Года литературы» о пяти главных на мой взгляд фантастических текстах мэтра. На самом деле там в основном повести, в том числе одна очень маленькая, но «5 романов» для публики понятнее.

В обзор вошли:

• Повесть «Я иду встречать брата» (1962)
• Трилогия «В ночь большого прилива» (1970-1979)
• Повесть «Дети синего фламинго» (1981)
• Роман-трилогия «Голубятня на желтой поляне» (1983-1985)
• Роман «Выстрел с монитора» (1989)

Владислав Крапивин: 5 фантастических романов

14 октября исполнилось восемьдесят лет Владиславу Крапивину, которого редко воспринимают как автора научно-фантастических произведений. Но Крапивин — в том числе и фантаст

Владислав Крапивин начинал как фантаст. Но еще в 1970-х отверг советскую традицию «подростковой фантастики» и создал свою собственную, новую школу, не потерявшую влияние по сей день. О пяти главных фантастических произведениях Крапивина, о том, почему их стоит читать сегодня, рассказывает Василий Владимирский.

«Я иду встречать брата» (1962)

14 октября исполняется восемьдесят лет Владиславу Петровичу КрапивинуЭта небольшая повесть — первый серьезный подход молодого писателя и журналиста к научно-фантастической штанге. С одной стороны, «Я иду встречать брата» — хардкорный сайфай в традициях эпохи, с фотонными звездолетами, далекими планетами и чередой неоднозначных решений: зажечь солнце над утопающим во льдах миром или оставить местную эволюцию идти своим чередом? Открыть человечеству правду о случившемся в межзвездной экспедиции — или солгать ради одного маленького мальчика? С другой стороны, уже по этому раннему тексту видно, насколько не по пути Крапивину с советской научной фантастикой шестидесятых, энергичной, рациональной и глубоко экстравертной, нацеленной на освоение внешних рубежей. Главное здесь не просто «на Земле», как у братьев Стругацких — главное происходит в сердце одного-единственного маленького человека, вокруг которого по сути вращается весь этот мир. Ради него зажигаются звезды, ради него совершают героические подвиги, ради него бороздят вселенную фотонные фрегаты с именами древних землепроходцев. Но даже в мире далекого коммунистического будущего, в окружении чудес техники, на берегу ласкового и теплого моря он не может избавиться от чувства экзистенциального космического одиночества — как, впрочем, и остальные персонажи этой скромной по объему, но важной для Крапивина повести.

Трилогия «В ночь большого прилива» (1970—1978)

14 октября исполняется восемьдесят лет Владиславу Петровичу КрапивинуБратья Стругацкие часто повторяли, что фантастика стоит на трех китах: Чудо-Тайна-Достоверность. В трилогии Владислава Крапивина чудес и тайн в избытке, а вот достоверность — разве что психологическая. При этом повести «Далекие горнисты» (1970), «В ночь большого прилива» (1977) и «Вечный жемчуг» (1978) можно назвать визионерскими, можно сновидческими, но реалистическими — не получится. Фабула здесь довольно условна — зато предельная эмоциональная насыщенность создает мощный эффект остранения. Главный герой, еще не старый, но уже уставший от жизни газетный журналист, альтер эго автора, словно во сне бродит по полузнакомым провинциальным городам, сражается с опереточными злодеями и чудовищами из детских кошмаров (не столько пугающими, сколько нелепыми), ныряет за вечным жемчугом с одной целью: сбросить с плеч груз прожитого, вернуться в беззаботное детство. «Сколько тебе лет?» — «Всегда тринадцать!» — это ключевой диалог трилогии, рефреном повторяющийся на страницах каждой повести. Именно в цикле «В ночь большого прилива» Крапивин впервые четко фиксирует две важные темы: во-первых, отказ от опыта в обмен на невинность, от сухого знания ради непосредственного переживания. Во-вторых, взаимопроницаемость миров, отсутствие границы между реальностями, вселенной воображения и универсумом, «данным нам в ощущениях». К обеим темам писатель еще вернется позже, и не раз — а вокруг одной из них построит здание самого долгоиграющего своего цикла «В глубине Великого Кристалла».

«Дети синего фламинго» (1981)

14 октября исполняется восемьдесят лет Владиславу Петровичу Крапивину«Аэлиту», первую официальную советскую премию в области фантастики, учредили в Свердловске в 1980 году и впервые вручили в 1981-м. А уже два года спустя ее лауреатом стал Крапивин с повестью «Дети синего фламинго» из цикла «Летящие сказки». Куратор «Аэлиты» от ЦК ВЛКСМ явно дал маху — возможно, сыграла роль репутация Владислава Петровича как сугубо детского писателя, от которого не ждешь неприятных сюрпризов. А напрасно. Главный герой «Детей…» Женя Ушаков (как водится, мальчик-подросток: непокорные вихры, школьный ранец, ссадины на коленках) попадает на сказочный остров Двид, веками скрытый от всего мира. Обитатели острова, как рассказывают Жене приветливые аборигены в плюшевых костюмах, страдают под пятой чудовищного Ящера и ждут не дождутся отважного героя, который положит конец диктатуре проклятой рептилии. Но на самом деле все не так — у взрослых жителей Двида совсем другой фетиш: «равновесие порядка», вечная стабильность без чужеземных веяний и ненужного беспокойства. Лучше плохонький, но порядок, чем череда потрясений и перемен ради какой-то абстрактной высшей справедливости. Ради этого они готовы даже принести Ящеру ежегодную ритуальную жертву: в целом обитатели Двида люди безобидные и смирные, но раз уж так велит Традиция — куда деваться?.. Эта далеко не безобидная вариация на тему шварцевского «Дракона» впервые увидела свет на Урале, напомню, при живом еще Леониде Ильиче — может быть, подростки и не считали все смыслы, вольно или невольно заложенные автором, но взрослые не сложить два и два не могли. По сути, за семь лет до выхода фильма «Убить дракона» Крапивин проделал ровно тот же фокус, что и Григорий Горин с Марком Захаровым — только изобретательнее, тоньше и, пожалуй, изящнее.

Роман-трилогия «Голубятня на желтой поляне» (1983—1985)

14 октября исполняется восемьдесят лет Владиславу Петровичу КрапивинуВ 1980-х на страницах журнала «Уральский следопыт» появилось немало знаковых для советской фантастики повестей и романов, от «Дня свершений» Виктора Жилина до «Чакры Кентавра» Ольги Ларионовой. Но одним из главных открытий редакции стал роман «Голубятня на желтой поляне» в трех частях, публиковавшийся на страницах журнала с 1983 по 1985 год. Пожалуй, это самый сложный и в то же время внутренне целостный роман Владислава Крапивина — по крайней мере, если говорить о его фантастике. Здесь все увязано со всем: сверхдальние межзвездные экспедиции и мальчики-ветерки, революционная романтика и страх потери, магическое мышление и мышление рациональное. В коридорах космического корабля один из членов экипажа встречает мальчика в коротких штанишках, который за ручку выводит межзвездного скитальца на ту самую желтую поляну и дальше — в город, до боли напоминающий космодесантнику город его детства. В провинциальном Старогорске мальчишки и девчонки организуют тайное общество — и их игра постепенно перерастает в нечто куда более серьезное. Чуждый, нечеловеческий разум проводит эксперименты по созданию мыслящей Галактики — остановить его можно только разорвав кольцо времени… Все эти причудливые сюжеты Владислав Крапивин увязывает друг с другом, не оставляя никаких хлястиков, никаких неряшливо болтающихся ниток. Но главное — именно в «Голубятне…» чистый и светлый мир детей и сумрачный мир взрослых, которым правят пустоглазые манекены, впервые объявляют друг другу войну — не в символическом, а в самом прямом смысле слова. С осадой крепостей, уличными боями, расстрелом пленных, подрывом вражеских коммуникаций и прочей партизанщиной. И если у кого-то еще оставались сомнения, на чьей стороне в этом вечном противостоянии лауреат премии Ленинского комсомола Владислав Петрович Крапивин, то после «Голубятни на желтой поляне» эти сомнения развеялись без следа.

«Выстрел с монитора» (1989)

14 октября исполняется восемьдесят лет Владиславу Петровичу КрапивинуВладислав Крапивин всегда питал слабость к трилогиям и длинным «условным циклам». И к концу 1980-х дал себе волю: романом «Выстрел с монитора» начинается самая объемная его книжная серия — «В глубине Великого Кристалла». Сам по себе «Выстрел…» история вполне законченная, в некотором смысле даже герметичная. На борту неторопливого речного парохода пожилой безымянный Пассажир рассказывает юному попутчику притчу о мальчике Галлине Тукке, изгнанном из города Реттерхальма, позабытом герое былых времен, который нашел в себе в себе силы отбросить старые обиды и спасти родной город от вражеского нашествия. Но если взглянуть на роман ретроспективно, становится видно, как автор перебирает привычные инструменты и размечает будущий путь, прикидывает, что пригодится в дороге, а без чего можно обойтись. Закольцованный сюжет, литературная реконструкция легенды, заключенная в оболочку как-бы-реалистического повествования. Романтика и ностальгия по утраченному — без этого никак, это базис, краеугольный камень всей крапивинской мифологии. Пересекающиеся вселенные, иногда почти неразличимые, словно братья-близнецы, а иногда совсем не похожие друг на друга — их изобилие объяснит любые самоповторы и логические нестыковки. Мотив предательства с одной стороны и бескорыстного самопожертвования с другой — позже Крапивин четко обозначит связь этой линии с евангельским сюжетом, но в конце восьмидесятых как-то постеснялся. И если действие «Выстрела…» развивается неспешно, тягуче, в такт течению реки, то в следующих шести романах цикла Владислав Петрович покажет, насколько по-разному можно использовать эти нехитрые инструменты в разных комбинациях и сочетаниях.

15.10.2018

0

964

«Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо»

«Портрет Дориана Грея» - единственный опубликованный роман Оскара Уайльда. Был написан всего лишь за три недели. Впервые напечатан в июле 1890 года в американском Lippincott’s Monthly Magazine, который издавался в Филадельфии.

Ознакомившись с текстом перед публикацией, владелец журнала Джей-Эм Стоддарт решил, что он содержит слишком много откровенных аллюзий для целомудренного XIX века. Его смутили не только указания на гомосексуальность художника Бэзила Холлуорда, но даже прямые упоминания любовниц Дориана Грея, и все это он решил убрать.

После редактирования из текста романа исчезло слово "любовница" ("Сибила Вэйн ваша любовница?" превратилось в "Какие у вас отношения с Сибилой Вэйн?" и так далее), а также многие другие фрагменты, по выражению Стоддарта "с привкусом декаданса". Однако все усилия редактора (сделавшего по большому счету косметические правки) пошли прахом: английские рецензенты заклеймили "Портрет Дориана Грея", назвав роман аморальным, постыдным и отвратительным.

"Этот роман заражен проказой французского декадентства, это отвратительная книга, пропитанная зловонием морального и духовного разложения", - говорилось в одном из критических отзывов. Волна негативных рецензий и призывы отдать автора под суд заставили Уайльда переработать текст романа гораздо сильнее, чем это сделал (и, собственно говоря, мог сделать) Стоддарт.

Результат этой работы появился в 1891 году, когда "Портрет Дориана Грея" вышел отдельной книгой. Можно сказать, что это был совсем другой роман: если после правок Стоддарта текст сократился всего примерно на 500 слов, то Уайльд не только избавился от (гомо)эротизма, но и дописал семь новых глав, расширив роман почти на треть. Помимо тональности текста, значительные изменения претерпел и сюжет, и даже замысел книги.
Но новая версия тоже не устроила критиков. Печальная судьба романа (у критиков, но не читателей, которые приняли книгу с восторгом) вскоре постигла и его автора - в 1895 году Оскар Уайльд был приговорен к двум годам тюрьмы по обвинению в содомии. После выхода из тюрьмы писатель переехал во Францию, где вскоре скончался.

В 2011 году в издательстве Harvard University Press вышла оригинальная версия романа. Впервые за 120 лет со дня его появления в печати роман опубликован без цензурных правок, внесенных его первым редактором. Помимо восстановленных фрагментов текста издание Harvard University Press содержит подробные комментарии, указывающие на литературные источники вдохновения Уайльда и элементы романа, перекликающиеся с другими произведениями писателя. Восстановление литературной справедливости, впрочем, не тронуло критиков, которые сошлись во мнении, что оригинальный текст романа представляет не такую уж большую ценность для широкого читателя.

0

965

Русский роман, от которого без ума китайцы
Он прочно занимает первые места во всех опросах. А в России его почти забыли

Бывают такие случаи, когда автор или какое-то его произведение гораздо популярнее за границей, чем в родной стране. Редко, но бывает.

Такой случай произошел и с одним нашим писателем. Еще каких-то 30 лет назад он был широко известен и даже включался в школьную программу. А теперь - почти забыт в России. Во всяком случае нынешняя молодежь на имя Николая Островского реагирует с недоумением. Вот его однофамильца Александра - еще помнят, да.

А тем временем в Китая книга "Как закалялась сталь" бьет все рекорды популярности. Она неизменно возглавляет все списки самых известных русских книг в опросах, проводимых среди китайцев.

В 2015 году были опубликованы результаты опроса китайской молодежи, который провели Международное радио Китая и "Российская газета". Нужно было назвать самые известные и самые любимые книги русских авторов. Знаете, какой роман прочно возглавил этот хит-парад? Правильно, "Как закалялась сталь!"

http://sg.uploads.ru/t/RXB4K.jpg

И еще один простой факт - в Китае на сегодня вышло в свет свыше сотни разных версий переводов этого романа!

Не меньше, чем роман, китайцы любят и сериал из 20 эпизодов, который был снят по его мотивам в 1999 году. Сразу после выхода на экраны он был признан лучшим телесериалом года в Китае. А Павка Корчагин стал кумиром молодежи. Кстати, его имя китайцы произносят так: Баоэр Хэчацзинь.

Примечательно, что сериал этот снимался китайцами на Украине для пущей аутентичности, а в ролях были задействованы украинские актеры.

А вы читали "Как закалялась сталь"?

0

966

OlgaNic написал(а):

А вы читали "Как закалялась сталь"?

А как же! И читали, и смотрели, и даже пели!..

Я все смогу, я клятвы не нарушу.
Своим дыханьем землю обогрею!

+1

967

Абгемахт написал(а):

А как же! И читали, и смотрели, и даже пели!..

Весной перебирала книги - обнаружила 5-томник Маяковского 1965 года и Как закалялась сталь  - книга моя ровесница  1953 года издания - отец еще покупал... Бережно храню.
Правда не перечитывала давно. Очень давно - наверное последний раз в школе и читала - в 1969-1970-х

0

968

OlgaNic написал(а):

Как закалялась сталь

Павка Корчагин наше все)

0

969

Хвалят. Вообще, Соловьёва в сети очень хвалят. В частности, его "Канцелярскую крысу".

Константин Соловьёв, "Гниль".

float:leftКолонизация Луны произошла не так безоблачно, как ожидалось. Из лунного грунта на свободу была выпущена смертоносная болезнь, гроза и ужас XXI-го века. Официально ее именуют синдромом Лунарэ. Неофициально — Гнилью. В отличие от обычных болезней, Гниль не стремится сразу убить своего носителя. Она стремится его изменить, и внешне и внутренне. Превратить его в отвратительную пародию на человека, безумное и монструозное существо. Инспектор Санитарного Контроля Маан посвятил всю жизнь борьбе с Гнилью и ее носителями. У него высокий социальный класс, любящая семья, преданные сослуживцы. Он приносит пользу обществу, и общество его ценит. Жизнь для него сложилась достаточно неплохо. Он еще не догадывается, какой стороной может повернуться к нему эта жизнь в один момент. И какую цену заставит его заплатить общество.

0

970

Юн Ха Ли «Гамбит девятихвостого лиса». Календарная война в космическом фэнтези

Капитан Кел Черис опозорила себя и своих людей, применив нестандартное боевое построение, схожее с формациями еретиков. Командование дарует ей шанс на искупление — Черис предстоит отбить захваченную противником Крепость Рассыпанных Игл. Чтобы гарантировать успех операции, разум Черис соединяют с сознанием гениального стратега прошлого Джедао, не проигравшего ни одного сражения. Вот только Джедао не зря называют безумцем…

Жанр: космическая опера, военная НФ
Похоже на: вселенная Warhammer, Яцек Дукай «Иные песни»

float:left«Гамбит» — впечатляющий дебютный роман математика Юн Ха Ли, прославившегося серией фантастических рассказов. Под впечатлением от рассказа Харлана Эллисона «Паладин потерянного времени» и романа Орсона Скотта Карда «Игра Эндера» Ли придумал оригинальную историю, где реальность определяют календарная система и военные формации.

Действие разворачивается в центре космической человеческой империи, жёстко завязанной на кастовую систему. Общество разделено на шесть групп: исполнительные вояки Кел, хитроумные интриганы и политики Шуос, аналитики и математики Нирай, а также Видона, Рахал и Андан (им в «Гамбите» почти не уделяется внимание). Напоминает парочку популярных подростковых антиутопий, но на этом совпадения заканчиваются.

Империя строго придерживается календаря, который диктует государственные праздники и ритуалы. Дело в том, что большинство развитых технологий и орудий работают лишь при соблюдении этого календаря. Например, на планете, где иначе считают дни и отмечают другие праздники, имперское оружие может и не сработать: вера людей меняет некоторые физические законы. Так что любое отклонение от привычных устоев считают календарной ересью — соответственно, восстания и мятежи стремятся подавить как можно скорее.

Рассказ в основном ведётся от лица Кел Черис, которая шаг за шагом старается продавить оборону врага и захватить Крепость Рассыпанных Игл. В этом ей помогает советами генерал Шуос Джедао. Казалось бы, что полезного можно услышать от безумца и архипредателя?..

Ярче всего Ли выписал финальные главы, где раскрываются основные тайны

Тем не менее вскоре девушка понимает, что сумасшествие лишь маска, за которой скрывается гениальный полководец. Он наставляет Черис в военном деле, помогая принимать решения, обеспечивающие победу её космическому флоту. Такую сюжетную линию легко превратить в очередную любовную историю, но писатель виртуозно обыгрывает отношения «ученик и наставник». Получается что-то в духе дуэта Пеллеона и Трауна из «Трилогии о Трауне» или Ричарда Окделла и Рокэ Алвы из «Отблесков Этерны».

Ярче всего Ли выписал финальные главы, где раскрываются основные тайны и проливается свет на прошлое Джедао. В серии увлекательных сцен автор показывает, что на самом деле случилось много лет тому назад и как генерал заслужил репутацию предателя. К несчастью, даже ударная концовка не избавляет от ощущения, что «Гамбит» лишь пролог к основному конфликту — несмотря на очень динамичное повествование.

Чтобы достичь такого темпа, Ли пожертвовал экспозицией — почти с первой же страницы на читателя сыплются термины, имена, названия, события и прочее. Из-за этого страдают описания боевых сцен — некоторые эффекты от оружия чертовски трудно представить. Забудьте о привычной стрельбе из бластеров или о взрывах гранат! Автор даёт в руки солдатам трупные бомбы, превращающие жертв в стеклянную кашицу, и ампутационные пушки, мгновенно отсекающие конечности.

Подобная проблема есть и на стратегическом уровне. Так, Ли заложил ключевые принципы вроде военных формаций, меняющих боевые характеристики отряда. Их тяжело понять и предсказать, поэтому часть действий из-за постоянно меняющихся правил игры кажется не хитрым замыслом военного гения, а помощью «бога из машины». Этого можно было бы избежать, дай писатель больше объяснений, однако тогда роман наверняка потерял бы в динамике.

Итог: впечатляющая боевая фантастика, которую отличают виртуозно выписанный дуэт главных героев и экзотический сеттинг. Дебют получился очень динамичным, но из-за недостатка авторских объяснений многие особенности мира остаются непонятными

Искусство войны

Ещё одна книга, вдохновившая Юн Ха Ли на создание цикла «Механизмы Империи», — древнекитайский трактат «Искусство войны» стратега, мыслителя и философа Сунь-Цзы. Писатель обратился к главам из книги, чтобы найти выход для главных героев в ситуации, когда всё решительно против них. Так, прямолинейная Кел Черис научилась хитрить и искать обходные пути.

"Когда Рен упала, пришла боль. Она ощутила запах крови и дерьма, услышала звуки падения. На два её позвонка рухнуло что-то тяжёлое. На полу виднелось смазанное отражение её лица. Большая часть её носа отсутствовала. Кровь повсюду. Мир сделался тихим и медленным, её мысли были спокойными. Ясными. В кои-то веки никакой музыки в голове. Она мало что слышала — даже давешние крики умолкли."

0

971

ыыы, я бы такое почитал!

Стюарт Слейд "Salvation war"

Двухтомник.

На Землю внезапно приходит послание, прям от самого Люцыфера. Во-первых, рай и ад на самом деле есть. Во-вторых, рай был закрыт еще тысячу лет назад на переучет, а вся наша Земля теперь будет принадлежать сатане, бекоз ай кен! Так что все немедленно должны тут же сдаться и все такое.

Во все страны были направлены спецпредставители ада по пиару: для начала звено американских истрибителей атаковало группу летучих демонов - сбили демонов ко всем чертям, так сказать.

Потом английская атомная подлодка двумя торпедами разнесла в клочья левиафана. В подмосковье кантемировцы расхерачили "бегемота" (подтип демона) из танков. Амеры еще сокрушались - "они его так быстро завалили, что мы не знаем - огнем он плюется или еще как".
Японцы своего угомонили рядом с Токио - восторг полный! Осуществилась национальная мечта пострелять по Годзилле!!!
Потом прям из ада в Ирак полезли легионы тварей. Демоны вооружены, прямо скажем - херово. Но их реально дохера - 47 миллионов чтоли. В первой волне.

Юмора в книге хватает и без основного сюжета: Билл Клинтон встречает симпатичную девушку, ведет ее к машине, достает автоматический дробовик и разносит очередью (!) суккуба. Охрана: "Как вы догадались?!" "Я был женат на Хиллари тридцать лет, неужели я не опознаю тварь из ада?!". Израильский патруль останавливает машины - "не едьте туда, там блудница вавилонская" - "Я из Хамас, у меня грузовик взрывчатки с гвоздями, дайте проехать" - "Осторожнее с подвеской". Ну и шапочки из фольги - чтоб аццкие сотоны не пробирались прямиком в мозг.

Книжку нашел на либрусеке и только на вражеском языке. Несмотря на сюжет и приколы - реально добротная такая фантастика. В стиле Клэнси местами.

(с)

0

972

Абгемахт написал(а):

ыыы, я бы такое почитал!

Я б тоже. Обожаю вдумчивое использование стереотипов :flag:

0

973

Kovshanov написал(а):

Я б тоже. Обожаю вдумчивое использование стереотипов

Кстати, помнится был небольшой рассказик про Армагеддон. Когда против демонов бросили роботизированную военную технику. Киберы победили. И их забрали в рай во плоти!

0

974

Роберт Шекли. По-моему, "Битва"!

0

975

Райли Сейгер "Последние девушки"

float:leftПоследняя девушка - это термин из лексикона киноманов, обозначающий единственную выжившую в конце ужастика героиню. (с)

Таблоиды окрестили Последней девушкой Лайзу, уцелевшую после бойни в женском студенческом клубе, куда ворвался спятивший парень с охотничьим ножом. Так же назвали и Саманту, спустя четыре года выжившую после резни в мотеле, которую учинил вдохновленный библейскими главами о наказаниях грешников рабочий, использовав все свои инструменты вплоть до зубил и гвоздей.

Ещё через несколько лет к числу Последних девушек причислили Куинси - единственную, кому удалось спастись из "Соснового коттеджа", после того, как некий псих перерезал всех ее друзей. Однако отличие Куинси от Лайзы и Саманты в том, что ее мозг заблокировал травмирующие воспоминания, и она понятия не имеет, что конкретно происходило в ту страшную ночь в "Сосновом коттедже" и окружающем его лесу.

Прошло десять лет, жизнь у Куинси складывается вполне нормально: живёт с адвокатом, сидит на "ксанаксе" и ведёт кулинарный блог, а что до отсутствия воспоминаний о резне в "Сосновом коттедже" - черт, да кому они нужны, такие воспоминания? Но вскоре оказывается, что нужны они самой Куинси, ибо и с ней, и вокруг нее начинает твориться нечто странное и пугающее - и кажется, имеющее прямое отношение к ее страшному прошлому.

Тема, лежащая в основе, весьма интересна: единственные выжившие, наиболее ловкие и быстрые, наиболее удачливые. Пресса жаждет заполучить интервью, но мыслимо ли поделиться с журналистами гнетущим чувством вины, ночными кошмарами и страхами? Автор раскрывает тему с цепляющей эмоциональностью, но без затянутости, поэтому воспоминания героини не напрягают, а увлекают.

Сюжет развивается в среднем темпе, автор плавно затягивает нас вглубь рассказываемой истории, подкидывая намеки и временами подбавляя напряжения. Пролог с безумным марафоном окровавленной Куинси по лесу сменяется мирным кухонным эпизодом десять лет спустя, однако безмятежность изготовления капкейков прерывается известием о гибели Лайзы - то бишь, начало в целом эффектное.

Детективная линия весьма хороша. Временами кажется, что направление событий несложно предугадать, что ответы очевидны - ан нет, автор пару раз здорово переставляет акценты, выдавая сюрприз за сюрпризом, меняя впечатление и от истории, и от персонажей. Разгадка эффектна и неожиданна - редкость по нынешним временам! - концовка немного надуманна красоты ради, но в целом такой ход выглядит уместным.

Несмотря на обилие психов, украшающих сюжет, особо жёстких подробностей нет - обошлось без отрезанных голов и мозгов на люстре.

Хороший психологический детектив.

0

976

Три вопрцоса важным писателям современной России#3

Захар Прилепин не нуждается в представлении. Он обладатель почти всех литературных премий в стране, автор самых громких колонок, солист рок-группы, майор армии ДНР, отец четверых детей и очень лихой водитель. Прилепин один из немногих, кто вернул силу писательскому статусу. Не важно, кто как относится с Захару, важно, что с ним считаются. Посмотрим, с кем считается он.

Три книги, которые искал

1. Не то, чтоб искал, а ждал новый роман Франзена. Джонатан Франзен — лучший писатель из ныне живущих в мире, наряду с Александром Тереховым. Франзен: ничего искусственного, сама природа и жизнь, я потрясён. После него крайне сложно читать другую прозу.

2. В 90-е я искал советские романы Александра Проханова, которые тогда не переиздавали лет 15 уже. В этих романах была надежда на то, что советский проект мог пойти иным путём. Они такие солнечные, улыбчивые, мазутом пахнут — в детстве этот запах казался туманящим и манящим. Я и сегодня эти романы люблю: «Время полдень», «Место действия» и так далее.

3. Когда учился в университете, в начале 90-х, очень искал сборник поэзии Анатолия Мариенгофа, самый первый, «Неизвестный Мариенгоф», так и не нашёл. Мне ужасно был интересен Мариенгоф, видимо, было предчувствие, что я полюблю его поэзию навсегда. Я тогда уже прочитал его «Циники» и «Роман без вранья», и был уверен, что это крутой тип. Когда нашёл наконец стихи Мариенгофа — убедился в том, что не зря искал. Это очень моё.

Три литературных героя, актуальных сегодня

1. Тарас Бульба. Общаясь со своими сыновьями, Тарас разрешил те нравственные коллизии, которые перед нами якобы стоят последние четыре года. На самом деле, нет никаких коллизий. Гоголь всё уже сказал. Выбор за нами.

2. Лирический герой поэзии Пушкина. Потому что он всё уже понял, и нам рассказал во всех противоречивых подробностях.

3. Лирический герой поэзии Есенина. Причина: см. выше.

Три современных классика

1. Александр Терехов. Невиданный мастер, одна из наивысших точек развития русского языка как такового.

2. Джонатан Литтелл. Кто-нибудь заставил бы этого социопата и маньяка написать ещё один роман. «Благоволительницы» — это бесподобно.

3. Эдуард Лимонов. Все мы любим Деда. Не смотря на его вздорный характер. Сложно Деда не любить, он один такой.

0

977

Надо бы все "три вопроса" сюда перепостить. А заодним заполнить некоторые пустующие лакуны в литературном самообразовании!

Три вопроса важным писателям современной России#6

Истинный русский интеллигент Павел Крусанов прямиком из музыкального петербуржского андеграунда отправился покорять вершины русской словесности. И покорил. Умнейший человек и один из самых невероятных русских стилистов. Такому писателю вопросы о литературе задаешь с некоторой опаской — ответом и подавиться можно. Впрочем, Павел Васильевич был очарователен и сдержан.

Три книги, которые искал

Николай Гумилёв

В студенческие годы я влюбился в стихи Николая Гумилева. Это был не выбор разума, это был выбор сердца. Первое знакомство с его поэзией состоялось по машинописному списку, который дал мне институтский товарищ. Время — самое начало восьмидесятых. Николая Гумилева тогда не публиковали ни отдельными изданиями, ни в составе учебных хрестоматий. Не выдавали его и в студенческих залах Публички. Я рыскал по букинистам — приобрел за немалые деньги «Путь конквистадоров» и «Фарфоровый павильон». О, это было счастье! Из скудных сведений о его судьбе складывался образ какого-то солнечного героя, с которого, по Маяковскому, можно было делать жизнь. Помнится, брал билет в научные залы Публички у старшего брата — он к тому времени уже окончил институт и получил мандат на доступ к заветным книгам. Читал запоем, переписывал, читал снова, заучивал. Можно сказать, что я искал Николая Гумилева как одну большую книгу. Теперь у меня на полках есть практически все — вплоть до «Африканского дневника» и «Записок кавалериста». И я до сих пор не разочарован.

Михаил Меньшиков

Второй книгой, вернее, вторым автором, которого я упорно искал, был Михаил Осипович Меньшиков. Для тех, кто не в теме, — был такой публицист и общественный деятель, переписывался со Львом Толстым, публиковался в консервативных изданиях, по выданному кем-то ярлыку считается идеологом русского национализма. В советские времена он был под запретом. В начале девяностых мне попалась в руки небольшая брошюра с его избранными статьями. Прочитал — понравилось. Письмо острое, формулировки граненые, сравнения снайперские. А главное — никакой политкорректности. В предисловии было сказано, что родом он из Новоржева, а в 1918 году расстрелян в Валдае у стены монастыря на глазах семьи. Меня самого многое связывает с Новоржевом — пушкинские места, неподалеку Михайловское и Тригорское, в озерах этого края я стреляю гуся и утку, в этой земле корни моей жены. Хотел читать Меньшикова еще, больше и основательнее, но приличное издание вышло только в 2012 году — сразу двухтомник. Прочитал и утвердился в первоначальном мнении. Умный — не без ироничности — патриот, трезво видящий достоинства и недостатки, чуткий, рассудительный и непоколебимый. Из предисловия к этому изданию узнал, что тот же человек, который приговорил Меньшикова к расстрелу, через три года подписал приговор и Николаю Гумилеву.

Павел Крусанов «Где венку не лечь»

И вот еще книга, которую я не искал, но ждал с тревогой и нетерпением — роман «Где венку не лечь», первая книга собственного сочинения. Со временем радость от выхода очередного своего изделия духа тускнеет, теряет остроту и трепет, но первая книга — это всегда жгучее, ревностное ожидание. Дело было в 1989 году, мне 28 лет. Издание готовил московский «Всесоюзный молодежный книжный центр», заказ разместили в ярославской типографии. Времена уже почти былинные — ни интернета, ни электронной почты. Печать высокая, свинцовый набор. Чтобы вычитать гранки, надо было ехать в Ярославль — для ускорения процесса, почтовая пересылка съела бы добрых две недели. Мы приехали туда вместе с главным редактором ВМКЦ Владимиром Бацалевым, увы, уже покойным. В нашем распоряжении было три дня, два из которых мы отмечали нашу встречу (я жил в СПб, он в Москве). Типографский корректор тоже не подкачал. В результате книга вышла с изрядным количеством опечаток, так что впоследствии я даже был рад, что из тридцатитысячного тиража в ленинградский Дом книги приехали только две пачки. Остальной тираж бесследно растворился на просторах еще не распавшейся Родины.

Три литературных героя, актуальных сегодня

Если по существу — литературные герои, достойные этого слова, всегда актуальны, иначе с какой стати они полезли в этот кузовок? Другое дело, что тот или иной образ обременен миссией разновеликого масштаба. Который порой и вовсе устремляется в отрицательную величину. Признаться, в вопросе задач искусства я разделяю мнение Александра Мелихова, на протяжении многих лет настойчиво повторяющего, что человеку не нужна правда, ему нужна прекрасная сказка. Правда далеко не всегда может сделать человека счастливым. А если точнее — никогда не может. Не говори человеку, каков он есть на самом деле, не надо. Расскажи человеку прекрасную сказку о нем самом, пусть он хоть на время почувствует себя красивым и благородным, дай ему такую возможность, и он будет тебе благодарен.

Исходя из сказанного, первое место по значению я бы отдал коллективному герою — трем богатырям. Пока не переведутся Муромцы, Добрыни и Поповичи, все остальные могут спокойно куролесить и фиглярить — им не грозит ассимиляция со стороны Микки Мауса, лезущего сквозь все щели, и Бэтмена, летящего на крыльях ночи. На этот случай есть у богатырей каблук с подковкой и каленая стрела.

Следующий герой — мечтатель, тот же Манилов, наполняющий мир фантазиями и забавными выдумками. Иногда они бессмысленны, как бессмысленны красота, искусство и сама жизнь, но они навевают тот сон наяву, без которого нельзя сделать и ничтожного шага на пути преображения никудышной реальности.

Ну и наконец — Василиса Премудрая. Тут все ясно, без толковой женщины в России — никуда.

Три современных классика

Со времен старика Державина в России сложилась традиция литературного старчества. Про Пушкина не скажу, он был веселый малый, такому келья не к лицу, но Толстой, Горький, Лихачев, Солженицын... Если не великий художник, то нравственный эталон. Было даже региональное старчество: за Иркутск отвечал Распутин, за Красноярск — Астафьев, за Ленинград-СПб — Гранин. Если считать фигуру такого литературного старца живым классиком (а так, пожалуй, и есть), то стоит приглядеться, кто и где сейчас на эту должность метит. Фигур много, но просьба — ограничиться тремя, так что, классики, не взыщите.

В Петербурге в старцы двигает Водолазкин.
Где-то под Нижним в передвижной келье принимает ходоков Прилепин.
А за Москву в дальнем далеке черную свечку ставит Пелевин.

0

978

Русский прозаик и врач Валерий Айрапетян живёт и работает в Санкт-Петербурге. Как только он накапливает достаточное количество рассказов, мы получаем его новую книгу. А рассказать Айрапетяну есть что, благо на месте автор не сидел, успел поработать пастухом, грузчиком, разнорабочим, озеленителем, сопровождающим тургрупп, маляром, массажистом, гирудотерапевтом. С таким человеком всегда интересно поговорить о книгах, которые наполнены жизнью.

Три книги, которые искал

Ницше «Избранные произведения»

Отлично помню эти книги. Мне было 14 лет, жил с семьей в селе Муром Шебекинского района Белгородской области в предпоследнем — втором от леса — доме и только-только (после шокировавшего меня «Мартина Идена») приступил к систематическому чтению. И поскольку Мартин в числе прочего читал Ницше, решил и я познакомиться с этим автором. Пришел в школьную библиотеку, получил от вязавшей спицами библиотекарши ответ: «Нитсы у нас нету», прошелся по рядам — и тут на тебе — наткнулся на черный запыленный том с выведенным на нем готическим шрифтом «Ницше. Избранные произведения». Как-то машинально сунул книгу под свитер и побежал домой приобщаться. Прочитал вступительную статью профессора Свасьяна, показавшуюся мне крайне интересной, а когда перешел к «Заратустре», испытал разочарование: «Какая-то скучная нелепая сказка, что только Мартин в ней нашел?!» А вот афоризмы из «Злой мудрости» показались мне очень многозначительными в первую очередь из-за сложного, недоступного подростку рисунка мысли; стал заучивать их наизусть, заучил штук сто, после чего, конечно же, возомнил себя человеком, прекрасно разбирающимся в философии. Страшно гордился этим бессмысленным и непонятым багажом и ходил по деревне с видом человека, познавшего все тайны мира.

Дзюн Таками «Школа деревьев».

В каком-то районом периодическом издании прочитал стихотворение, поразившее меня своей простотой, непритязательностью и тем не менее заряженное огромной силой. Запомнил автора, искал его в школьной и районных библиотеках, но не нашел. А через некоторое время у входа на Шебекинский рынок, на шатком столике со старыми книгами, нашел тонкую брошюру, если не путаю, 50-го года издания, и не поверил своим глазам. Дзюн Таками «Школа деревьев», библиографическая редкость, на каком-то провинциальном рынке! Крупный прозаик, не писавший стихов десятилетия, вернулся к ним, умирая от рака в больничной палате.

«Когда мне пошел пятый десяток, я оказался в больнице. И тогда стихи, покинутые мною ради прозы, пришли навестить меня в палату. И с больничной койки я протянул руку вернувшимся ко мне стихам. Как двадцать лет назад, я стал записывать их карандашом в школьную тетрадку», — писал автор в предисловии к книге. Полная любви, прощения и принятия поэзия, свободный от каких бы то ни было обязательств перед формой, позой, школой белый стих. Очень мощная вещь. Читал, заучивал наизусть и плакал. До сих пор — один из самых любимых поэтов.

«Протоколы сионских мудрецов»

Моим соседом — дом его стоял на самом краю деревни и примыкал к лесу — был дьячок Яблочкин. Сильно пьющий, тридцати где-то лет, Яблочкин занимался тем, что ремонтировал церковь Пресвятой Троицы в нашем селе, пил, буянил, каялся и плодил детей. Яблочкину явился во сне ангел и наказал родить тринадцать детей. К моменту нашего отъезда из деревни у Яблочкина было девять детей. Измученная его жена только и делала, что рожала и снова беременела. Дети бегали голые и чумазые, но очень были красивые — беловолосые и синеглазые. Яблочкин обрубил себе электричество, чтобы не знать «сатанинского радио и телевизора». Топил печь, зажигал свечи. Старшие его дети не посещали школу. Возвращаясь вечерами верхом на кобыле, пел русские народные, пел очень красиво и чисто. Однажды он явился к нам, родителей не было, в доме я и младшие брат с сестрой. Встал на пороге, очень пьяный, в руке двуручный тесак для обтесывания бревен, позади него столпились дети. «Басурмане! — сопел он. — Головы вам сниму!» — и рубанул тесаком по дверной раме, сняв крупную щепу. «Гриша, — ответил я. — Мы же армяне, христиане. Не басурмане совсем». «Да? — спросил он, качнувшись. — Ну, ладно. А то это... басурмане тут...» И ушел, шатаясь. Потом приходил каяться, стоял на коленях, клял бесов и жидов, которые довели. В редкие минуты его трезвости мы говорили с ним о Боге, о мире, вели душеспасительные беседы. И он рассказал мне о книге, в которой описаны все секреты управления миром. Книги этой у него не было, но была она у отца Федора (Верёвкина), настоятеля нашей деревенской церкви. «Обязательно возьми и почитай», — наставил меня Яблочкин. Я пошел к отцу Федору, молодому еще батюшке, похожего сразу на Павла Флоренского и Егора Летова. Отец Федор принял меня во дворе своего дома, мы говорили о том и о сём, и я попросил дать мне книгу «Протоколы сионских мудрецов». Батюшка насторожился, предупредил, что книга непростая, подлинность ее вызывает споры и что следует «читать ее осторожно». И дал мне книгу, 1911 года издания, с ятями и проч. Книгу я прочитал с интересом и целый год потом находил во всех событиях общественной жизни следы мирового заговора. Позже, по иронии судьбы, отец Федор стал настоятелем храма в Подмосковье, где крестился в православие «сионский мудрец» Борис Березовский.

Три литературных героя, актуальных сегодня

Ну, кто у нас сейчас рулит общемировой повесткой? Финансист-спекулянт, босс транснациональной корпорации, эдакий Фрэнк Каупервуд из драйзеровской «Трилогии желания»; обмотанный взрывчаткой или снимающий голову с плеч человека в оранжевом комбинезоне исламский фанатик; грамотный пиарщик, создающий нужную реальность для населения — пелевинский Вавилен Татарский. Такие вот герои нашего времени. И хотя История не повторяется (дважды рассыпанные горошины не лягут в один и тот же узор) и в целом понятно, к какому стерильному, цифровому, строго регламентированному счастью она катится, хочется наивно думать, что когда-нибудь (а вот вдруг!) случится такое время, в которое актуальными героями снова станут Петя Гринёв, князь Мышкин, а для поколения растущего — гайдаровский Тимур.

Три современных классика

Сложный вопрос. Сегодня в России живут и пишут как минимум два десятка прекрасных, значительных писателей, которые либо уже являются классиками, либо непременно классиками станут. Но, как ты и просишь, назову троих, двое из которых помимо значительных книг проживают большие и яркие жизни, а один, как бы и не живет совсем никакой жизни, но чьи книги предвещают реальность, в которой нам всем предстоит жить:

Эдуард Лимонов, Захар Прилепин, Виктор Пелевин.

0

979

Три вопроса важным писателям современной России#4

Писатель из Санкт-Петербурга Вадим Левенталь известен широкой аудитории благодаря своему роману «Маша Регина». Кроме того, он автор и составитель двухтомника «Литературная матрица», редактор в издательстве «Лимбус-пресс», ответственный секретарь общероссийской литературной премии «Национальный бестселлер», а также основатель серии «Книжная полка Вадима Левенталя». В общем, литературой Вадим не занимается, а живёт ею. С кем, как не с ним, нужно говорить о книгах.

Три книги, которые искал

Ну, искать книги — это вообще мое занятие, моя профессия, я этим деньги зарабатываю как издатель. Разумеется, в жизни издателя не бывает так, что каждый день — новое блистательное открытие. Но любой издатель, если он достаточно долго работает, искренне гордится авторами, которых ему повезло открыть. То есть как раз теми, которых он нашел, обогнав других коллег-издателей, оказавшись прозорливее или смелее их.

Так вот, я нашел — то есть открыл, то есть самый-самый первый издал — довольно много авторов. Особенно горжусь тремя.

Это Упырь Лихой — самый смешной современный русский писатель, человек, чьи тексты последовательно отказывались брать и там, и здесь, и где бы то ни было. Люди просто боялись — слишком рискованно, слишком остро, слишком неполиткорректно. Что скажет Марья Алексевна? Галина Леонидовна? Виталий Валентинович? (Кстати, никто из них ничего так и не сказал, бояться было нечего.)
В общем, представьте себе ядерную смесь Салтыкова-Щедрина, Зощенко и Пелевина на современном материале — это и есть Упырь Лихой. И это я все-таки первый его издал.

Фигль-Мигль — еще один псевдоним (ну что я могу поделать; впрочем, оба псевдонима уже давно раскрыты). Если Упыря читаешь с хохотом, который невозможно остановить, то тут с твоего лица не слезает ухмылка: Фигль-Мигль — мастер иронии, не бросающейся в глаза, но убийственной. А ироничным может быть только очень умный человек.
Вот Фигль-Мигль как раз такой — один из самых умных современных русских писателей. Почитайте «Эту страну» — это ведь та же самая «Зимняя дорога», только на другом материале и в другой (литературной) форме, а так-то автор не менее осведомленный и мучающийся теми же вопросами.

Фигля-Мигля публиковали и до меня в каких-то журналах, но от его новой, настоящей, уже по-взрослому сделанной прозы дружественные издания отвернулись — а я схватился и пробил публикацию в «Лимбусе».

Ну и вот Денис Горелов, тоже — человек вроде бы знаковый, с бесчисленными публикациями в периодике, классик практически. Мы с ним встретились на дне рождения у общего товарища, я спрашиваю — а где все ваши статьи собраны, чтоб их можно было этак за раз в памяти освежить? А нигде, говорит, никто ко мне не обращался. Ну я не будь дурак говорю — все, подписываем договор. Иногда в этом деле важно оказаться в нужном месте, да еще и раньше остальных. Сейчас «Родина слоников» Горелова в лонг-листах двух крупных премий, и мы делаем вторую книжку — еще круче первой.

Три литературных героя, актуальных сегодня

Ох, да свойство любого хорошего (ну или, мм, большого) текста — он вводит в ноосферу яркого героя, который остается актуальным навсегда. А то и не одного. Актуальны все, от Одиссея и Антигоны до Татарского с Санькой. Кто не актуален — про того можно забыть нафиг.

Вот мой самый-самый любимый роман из всех вообще, он начинается с того, что Стива Облонский читает утреннюю газету. Он что, не актуален разве? «Либеральное направление сделалось привычкой Степана Аркадьича, и он любил свою газету, как сигару после обеда, за легкий туман, который она производила в его голове», — да там страницами можно цитировать, заменяя везде Степана Аркадьича мысленно на какого-нибудь Дмитрия Львовича — и будет актуальнее Mash'а.

А Анна? Несчастная женщина, которой хочется только одного — быть счастливой; а ей говорят, нет, ты не можешь, не имеешь права, потому что общество, потому что государство, потому что религия, потому что собственность, тебя за одну попытку только раздавят... Я так думаю, это и по сей день один из самых больных вопросов устройства человеческой общественной жизни.
Разве что Лёвиных вокруг не ходит — ну это потому что персонаж не пережил революции, зеркалом которой был.

А, три. Третьего-то надо придумать.
Ну, пусть будет Дориан Грей. Сами догадайтесь, почему.

Три современных классика

Ну, если прям чтобы бронза и патина, то пусть моя версия будет такая (только русские и только живые):

Битов — потому что он показал, что и в конце двадцатого века на русском языке можно делать крутые литературные конструкции, когда текст не течет сам собой, а именно строится, как строится какой-нибудь завод: здесь колесико, там турбина, все работает как единый механизм, и на всем — хищный глазомер инженера человеческих душ. Сейчас этот метод письма ушел в подполье, но настанет время, когда из этого подполья повылезают огромные боевые человекоподобные роботы и заступят на охрану границ прекрасного.

Лимонов — понятно, почему. Ну то есть потому что он прекрасен сам по себе (ну или был прекрасен вплоть до первой «Книги мертвых», а потом ему надоело). Но главное, потому что он создал школу — самую мощную литературную школу начала века в России, и эту реку теперь не перепрыгнешь, не объедешь, не подкопаешься, издалека-долго — любому придется через нее перебираться так или иначе, в лодочке или по мосту, брод искать или переправу наводить; хочешь не хочешь, а другого пути нет.

Пелевин — наоборот, так школы и не создал, никто ему подражать не смог, сколько ни пытались. Остался один, этакая одинокая гора. На вершину хрен заберешься, но зато она, недосягаемая, все время маячит в поле зрения на горизонте, можно по ней ориентироваться на местности.

Так что вот: завод, река и гора. Что нам в России еще нужно?

0

980

Книгу хвалят отчаянно!

Павел Иевлев, "Календарь Морзе"

«Календарь Морзе» — это книга о городе, застрявшем в безвременье. Городе, провалившемся в рутину сквозь хаос. Городе, в котором абсурд стал сутью жизни. Городе, который однажды приснился автору.
Это книга о людях одного дня. Людях согласия. Людях стабильности. Людях cурка.

Флибуста

0


Вы здесь » Беседка ver. 2.0 (18+) » Литературная страничка » Что нынче почитать можно?