Тут космонавты, проделывающие в невесомости и не такое, отчаянно поспорят!

Трагедия композитора Алябьева: как за один бурный вечер остаться в истории с клеймом убийцы

6 марта скончался Александр Алябьев (1787-1851), композитор, всем известный хотя бы по романсу «Соловей» и «Вечернему звону».

До сих пор Алябьеву не удалось отмыться от клейма убийцы. Казалось бы, всё доказано, в обиход пущены обеляющие имя композитора документы, но постоянно мелькает, даже в серьезных работах, утверждение: убил, негодяй!

Алябьев принадлежал к кругу бесшабашных молодых людей. Наследник богатых родителей, жуир, красавец, воин. Во время Отечественной войны 1812 года показал себя отчаянным рубакой. К сожалению, в мирной жизни Алябьев успокаиваться не желал, такое понятие как дисциплина ему претило. В отставку ушел вынужденно, поскольку явился в петербургский Большой театр не в военной форме, а во фраке, да еще навеселе. В таком виде попался на глаза обер-полицмейстеру Александру Ровинскому, нахамил ему, что будет иметь далеко идущие последствия.

В 1823 Алябьев вышел в отставку в чине подполковника, поселился у сестры в Леонтьевском переулке. Он уже был достаточно известным композитором, в Большом у него состоялось две оперных премьеры (не потому ли вломился он туда, словно домой?).

Жизнь Алябьева переломилась на «До» и «После» 24 февраля 1825 года. Обстоятельства происшедшего не вполне ясны, ибо показания участников конфликта разнятся. В общих чертах все выглядело следующим образом.

Алябьев, как и большинство людей его круга, увлекался картами, особенно вистом. 24 февраля в гости к Алябьевым набилась тесная компания - муж его сестры Николай Шатилов, отставной гусар Иван Глебов, помещик из Воронежа Тимофей Времев и сопровождающий его Сергей Калугин. Откушав шампанского, попев под рояль, ближе к полуночи сели за картишки. Неясно, - играл ли Алябьев. По некоторым показаниям он, отяжелев от выпитого, заснул в кресле.

А вот помещик Времев проиграл состояние, а именно 100 тысяч рублей. На такую сумму можно было купить десяток таких имений, как пушкинское Болдино, да еще бы на жизнь осталось. Времев обвинил игровых партнеров  в шулерстве, назвав дом Алябьева карточным притоном. Алябьев отпустил помещику пару полновесных пощечин и объявил, что готов ждать вызова на дуэль.

Не желая дуэли, не собираясь долги оплачивать, Времев бежал из Москвы.

27 февраля тело его нашли на постоялом дворе в Чертаново.

Тут же по городу зазмеились слухи, базирующиеся на одном: Времев поймал Алябьева на шулерстве. Дальше версии разнились, говорили, что Алябьев шандарахнул Времева бутылкой мадеры в висок; Алябьев и муж его сестры забили бедолагу стульями; Времеву позволили из дома уйти, а потом в Чертаново догнали и убили.

До наших дней дошла и такая версия: в убийстве, невесть с чего, признался муж сестры Алябьева, потащив за собой и композитора.

Меж тем в «Деле о скоропостижной смерти коллежского советника Времева» писано чернилами по бумаге ясно: «Рано утром он (Времев, — прим. авт.) разбудил человека Андрея проводить себя на двор для телесной нужды, куда и пошли; а как он стал испражняться, в виду того человека упал и умер». При содействии лекаря и полицейских был составлен протокол. Времев, настаивал врач, умер от апоплексического удара, сиречь инсульта.

Есть несколько версий, как именно скандал раскручивался, заперев Алябьева в темнице. По одной из них, друг Времева, присутствовавший на злополучной игре Калугин, подал жалобу, настаивая, что смерть помещика произошла вследствие драки в доме Алябьева. По другой, конфликт раздул имевший на Алябьева зуб обер-полицмейстер Ровинский. Тело Временева эксгумировали, и консилиум врачей снова пришел к выводу об апоплексическом ударе.

Тем не менее, Алябьева и других участников бурного вечера арестовали, вменяя «допущение запрещенной игры, пьянство и побои». 23 октября 1825 года они в ходе судебного заседания оправданы, но свой ход делает судья Иван Пущин (да-да, лицеист, друг Пушкина), ненавистник распутства и прожигания жизни. Пущин опротестовывает оправдательный приговор и Алябьев остается в каземате.

Тут подваливает 25 декабря, ознаменованное восстанием декабристов. Новоиспеченный император помнит о свободолюбии Алябьева и, хотя установить его связи с обществом мятежников не удается, композитора все равно, на всякий случай, томят в тюрьме. Три года он ждет приговора.

Приговор же таков: лишение дворянства и ссылка в Сибирь.

И это в то время, когда по всем гостиным гремит «Соловей», написанный Алябьевым в камере.

Только через пятнадцать лет, в 1843, Алябьев получает разрешение на житье в Москве, да и то под полицейским надзором.

Но это уже другая история.