А теперь слово барону  А.Будбергу – военному министру в правительстве Колчака:

“Здесь контрразведка – это огромнейшее учреждение, пригревающее целые толпы шкурников, авантюристов и отбросов покойной охранки, ничтожное по производительной работе, но насквозь пропитанное худшими традициями прежних охранников, сыщиков и жандармов. Все это прикрывается самыми высокими лозунгами борьбы за спасение родины, и под этим покровом царят разврат, насилие, растраты казенных сумм и самый дикий произвол”.

Ниже в дневнике Будберга читаем о том, что досталось на долю многострадального народа, оказавшегося в “Колчакии”:

“Калмыковские спасители (речь идет об отрядах уссурийского казачьего атамана Калмыкова) показывают Никольску и Хабаровску, что такое новый режим; всюду идут аресты, расстрелы плюс, конечно, обильное аннексирование денежных эквивалентов в обширные карманы спасителей. Союзникам и японцам все это известно, но мер никаких не принимается. Про подвиги калмыковцев рассказывают такие чудовищные вещи, что не хочется верить”. Например: “Приехавшие из отрядов дегенераты похваляются, что во время карательных экспедиций они отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилия под коленями (“чтобы не убежали”); хвастаются также, что закапывали большевиков живыми, с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых (“чтобы мягче было лежать”)”

Так поступал атаман Калмыков – “младший брат” забайкальского атамана Семенова . А чем занимался “старший брат”? Вот откровенное признание упомянутого мной командующего американскими войсками в Сибири генерала В.Гревса:

“Действия этих семеновских казаков и других колчаковских начальников, совершавшиеся под покровительством иностранных войск, являлись богатейшей почвой, какую только можно было подготовить для большевизма, жестокости были такого рода, что они, несомненно, будут вспоминаться и пересказываться среди русского народа через 100 лет после их свершения”

Воспоминания ротмистра Фролова, который служил у Каппеля подкупают своей деловитостью... «Развесив на воротах Костаная несколько сот человек, постреляв немного, мы перекинулись в деревню. Деревни Жаровка и Каргалинск были разделаны под орех, где за сочувствие к большевикам пришлось расстрелять всех мужиков от 18 до 55-летнего возраста, после чего “пустить петуха”.

   Убедившись, что от Каргалинска осталось пепелище, мы пошли в церковь…

   На второй день Пасхи эскадрон ротмистра Касимова вступил в богатое село Боровое. На улицах чувствовалось праздничное настроение. Мужики вывесили белые флаги и вышли с хлебом-солью. Запоров несколько баб, расстреляв по доносу попа два-три десятка мужиков, Касимов собирался покинуть Боровое, но его излишняя мягкость была исправлена адъютантами начальника отряда поручиками Кумовым и Зябовым. По их приказу по селу была открыта ружейная стрельба, и часть села была предана огню».

А вот “дела рук” интервентов и белогвардейцев в цифровом выражении по одной лишь Екатеринбургской губернии (согласно официальному сообщению):

«Колчаковскими властями расстреляно минимум 25 тысяч. В одних кизеловских копях расстреляно и заживо погребено не менее 8 тысяч; в Тагильском и Надеждинском районах расстрелянных и замученных около 10 тысяч; в Екатеринбургском и других уездах не менее 8 тысяч. Перепорото около 10% двухмиллионного населения. Пороли мужчин, женщин и детей».

Если учесть, что в “Колчакию” входило еще 11 губерний и областей, то трудно даже вообразить масштабы кровавой оргии, разыгравшейся на востоке страны.

Таков портрет колчаковщины, нарисованный её творцами или свидетелями.

Напоследок привожу отрывок из меморандума командования белочехов, в котором они дистанцируются от колчаковщины. 13 ноября 1919 г. в меморандуме «Союзным державам» генералы Чехословацкого корпуса писали:

  «Под защитой чехословацких штыков местные военные русские органы позволяют себе такие дела, от которых весь цивилизованный мир придёт в ужас. Выжигание деревень вместе с жителями, постоянные убийства русских мирных граждан целыми сотнями и тысячами, расстрелы и казни без суда людей, исключительно только по случайному подозрению в политической нелояльности составляют обычное явление, а ответственность за всё это перед судом народов целого света падает на нас за то, что мы, располагая военной силой, не препятствовали этому бесправию» (Болдырев В.Г. Директория. Колчак. Интервенты. Ново-Николаевск, 1925).

  Колчака чехи заковали в кандалы и держали прикованным к стене вагона. А при передаче на нейтральной территории просто швырнули этого урода на землю

А теперь о не менее благородных и честных радетелях русского народа - генералах  Корнилове, Деникине, Врангеле...

Документы о «благородстве» белого движения юга России  можно приводить без конца. Вот записки генерал-лейтенанта Е.И. Достовалова, сподвижника Корнилова, Деникина, Врангеля. Написаны они были в эмиграции.

  «Ответ на вопрос, за что фактически умирали русские офицеры в рядах Добровольческой армии, дает деникинский  Юг, и в особенности врангелевский Крым. “Образцовая ферма”, “прообраз будущей России” с его кошмарным воровством и взяточничеством и расстрелами, пытками и тюрьмами, с его убогим крестьянским и рабочим законодательством, с его выжившими из ума губернаторами, воинствующими попами, инквизиторской контрразведкой, публичными казнями женщин и подростков, грабежами и насилием и нескрываемым, рвущимся наружу, несмотря на массовые казни и переполненные тюрьмы, негодованием распинаемого народа» (Достовалов Е.И. Добровольческая тактика заслонила военное искусство. — Источник. Документы русской истории. 1994. № 3. С. 48).

Лозунг Корнилова: вешать! Когда он бежал из заключения и возглавил Добровольческую армию, то дополнил его приказом: «Пленных не брать!» (см.: Пауль С.М. С Корниловым. — Белое дело. Т. 3. Берлин, 1927. С. 67). И не брали. Добивали даже раненых в госпиталях.  но урок, данный Корниловым, пусть не сразу, но был большевиками усвоен: врагов на свободу отпускать нельзя.

   Напомню, что таких, как Корнилов и всевозможных поручиков Голицыных и корнетов Оболенских, отпускали буквально, в протокольном порядке, под «честное слово офицера». Офицер подписывал бумагу, где он отказывался выступать против республиканской власти с оружием в руках. То есть каждый офицер белогвардеец прежде всего ЧЕСТИ – НЕ ИМЕЛ!

Свидетельства из стана белых. Был такой русский литератор Г.Я. Виллем. После революции он бежал за границу, а затем вернулся, чтобы бороться с большевиками. После поражения деникинщины снова оказался в эмиграции, где написал воспоминания о том, что он видел своими глазами в деникинском царстве.

  Первое, что он услышал, прибыв в Новороссийск: «Прогнали красных — и сколько же их положили, страсть господня! И стали свои порядки наводить. Освобождение началось. Сначала матросов постращали. Те с дуру-то остались: “наше дело, говорят, на воде, мы и с кадетами жить станем”…Ну все как следует, по-хорошему: выгнали их за мол, заставили канаву для себя выкопать, а потом подведут к краю и из револьверов по одиночке. А потом сейчас в канаву. Так, верите ли, как раки они в этой канаве шевелились, пока не засыпали. Да и потом на этом месте вся земля шевелилась: потому не добивали, чтобы другим неповадно было. Всю матросню тогда положили». (Виллем Г. Побежденные. — Архив русской революции. Т. 7–8. М., 1991. С. 208).

  «Вообще отношение к взятым в плен красноармейцам со стороны добровольцев было ужасное… Жестокости иногда допускались такие, что самые заядлые фронтовики говорили о них с краской стыда. Помню, один офицер из отряда Шкуро… даже поперхнулся, когда назвал цифру расстрелянных безоружных уже противников: четыре тысячи!.. И добавил вполголоса, чтобы не заметили его колебаний: о четырех тысячах не пишите… Еще, бог знает, что про нас говорить станут… И без того собак вешают за все» (там же. С. 229).

«В ноябре 1918 года в Михайловском уезде Рязанской губернии попы и кулаки, предварительно подвергнув издевательствам, зверски убили председателя волостного исполкома, члена коммунистической партии М.Д. Калинкина».

   «В 1918 году работник Казанской Чрезвычайной Комиссии тов. Копко с шестью красноармейцами выехал в Рауфскую Святую пустынь для ареста белогвардейского офицера С., поповского сына, организатора антисоветской группировки, который там скрывался. Местные монахи устроили ловушку, ночью напали на т. Копко и красноармейцев, связали их и передали на самосуд кулаков. Озверевшие бандиты, подстрекаемые монахами, заживо сожгли Копко и красноармейцев, искалечив перед казнью».

   «В селе Дмитриевка Оренбургской губернии жил поп Унгвицкий. В 1905 году он помог царскому карательному отряду выявить участников крестьянского восстания. После Февральской буржуазно-демократической революции восхвалял Временное правительство Керенского, устраивал патриотические церковные демонстрации и содействовал в аресте дезертиров.

   Когда белогвардейский отряд в июне 1918 года занял село Дмитриевку, поп мобилизовал монашек, кулацких жён и набожных старух для содействия белогвардейским бандитам. Через них выпытывал, где скрываются красногвардейцы и местные активисты. Горохом рассыпались соратники попа по пашням, дорогам, оврагам, баням… Одного за другим вылавливали скрывавшихся.

   Унгвицкий решал судьбу бедняков. Он указывал карателям, с кем как поступить, какую муку сделать, сколько плетей всыпать или сколько раз шомполами иссечь.

   Жестоко секли, пытали, ломали кости и уродовали прикладами не только красногвардейцев, не только бедняков, активистов, а и не забывали матерей и детей…

   С утра и до поздней ночи в одиночку и группами гнали бело бандиты крестьян в дом попа, который был штаб белых и застенок. Там пытали, зверски издевались и приговаривали: “Вот вам земля, вот вам свобода, сукины дети”. Из дома полуживых, истекающих кровью выбрасывали во двор. Только из сельчан перепытали и перепороли боле 100 человек. И это тех, кого знали хорошо. А сколько было неизвестных, которых поймали окрест и в Волости, и скольких замучили просто в степи и балках, так и счёту не было…"

     Таких Унгвицких в нашей стране были тысячи

Хотите полюбоваться на благородного поручика Голицына или столь же христолюбивого корнета Оболенского? Извольте.

   Вот излияния одного из благородных борцов против красных: «Застукали его на слове “товарищ”… Добились, что он — организатор ихних шаек. Правда, чтобы получить сознание, пришлось его пожарить на вольном духу… Сначала молчал: только скулы ворочаются, ну потом, само собой, сознался, когда пятки у него подрумянились на мангале… Посредине станицы врыли столб, привязали его повыше, обвили вокруг черепа веревку, сквозь веревку просунули кол и — кругообразное движение!.. Под конец солдаты отказались крутить: господа офицеры взялись. И вдруг слышим: крак! — черепная коробка хряснула… Зрелище поучительное» (там же. С. 229–230).

   О деникинской контрразведке: «Говорили, что по ночам здесь слышались вопли и стоны; вообще было известно, что то, что творилось в застенках контрразведки Новороссийска, напоминало самые мрачные времена средневековья» (там же. С. 223).

   О бескорыстии славных защитников белого дела. Вот перед нами военный комендант станции, бывший полковник гвардии. «Фронт в то самое время замерзал и голодал… — с негодованием пишет автор. — Не хватало даже снарядов. А комендант со своими сотрудниками везли мануфактуры, парфюмерию, шелковые чулки и перчатки, прицепив к такому поезду какой-нибудь вагон с военным грузом или просто поставив в один из вагонов ящик с шрапнелью, благодаря чему поезд пропускали беспрепятственно как военный» (там же. С. 213–214).

Как начала создаваться мифология о красном терроре...

   Рассказ работника деникинского ОСВАГа (ОСВАГ (ОСВедоми́тельное АГе́нтство) — информационно (осведомительно)-пропагандистский орган Добровольческой армии, а в дальнейшем — Вооруженных Сил Юга России: «Иду я, и вижу: солдат без ноги, без руки там, пьяный пристает к публике: “подайте жертве германского плена!” Я к нему: “Желаешь получать сто рублей на день?”…Ну конечно, желает… Так вот что, братское сердце: вместо того чтобы без толку голосить: “жертва германского плена”, голоси: “жертва большевистской чрезвычайки”. Понятно?! Говори про чрезвычайку, ври, что в голову прилезет, и получай сто целковых на пропой души». (там же. С. 221).

   Дочь Деникина  Марина Антоновна, имевшая российское гражданство французская графиня,  после того, как российские власти  разрешили перезахоронить ее родителей в Москве, в интервью попросила о восстановлении светлого образа своего дорогого отца так много сделавшего для русского народа. Она попросила о сооружение ему памятника не только в Крыму, но и  в Москве - ведь папа Деникин в своё время мечтал въехать в Москву как освободитель России. Единственное, о чем забыла упомянуть дочка, это то, что  ее папа — это свыше 1,5 млн убитых граждан России, не считая искалеченных, изнасилованных, прошедших пытки, избиения, подвергшихся личным и общим поркам, в составе полка или деревни приговоренных к карательной экзекуции. Убитые, к несчастью, не в бою, это не просто убитые — пыточные казни в войсках папы Деникина были практически обязательной процедурой.

С мемуарами Г.Я. Виллема вполне согласуются воспоминания другого поборника белого дела — З.Ю. Арбатова, жившего во времена деникинщины в Екатеринославе: «Не было почвы под ногами… Контрразведка развивала свою деятельность до безграничного, дикого произвола; тюрьмы были переполнены арестованными, а осевшие в городе казаки открыто продолжали грабежи и убийства… Государственная же стража часто выезжала в ближайшие села, брала заложников, а потом вылавливала дезертиров и не являвшихся на объявленную добровольцами мобилизацию и часто тут же их казнила. Бывало, казнили и заложников, даже если были найдены дезертиры. Если же семьи несчастных пытались как-то заступаться за своих близких, казнили и их. Это всё иногда заканчивалось как бы всеобщим убийством. Как-то вернулся из уезда начальник уезда полковник Степанов и, рассказывая журналистам о своей работе в уезде, отрывисто бросил: “Шестьдесят повесил…” Результаты быстро и катастрофически дали себя почувствовать. Негодование крестьян росло с неописуемой быстротой. ОСВАГ, получавший сводку из уездов, располагал страшным материалом, открыто показывавшим полную гибель всех начинаний Добровольческой армии…»

  «Быстрые кони унесли казаков под самый Орел, а на Украине нарастало грозное негодование, угрожавшее каждую минуту разразиться страшным всеуничтожающим движением. В городе контрразведка ввела кошмарную систему “выведения в расход” тех лиц, которые почему-либо ей не нравились, но против которых совершенно не было никакого обвинительного материала. Эти лица исчезали, и когда их трупы попадали к родственникам или иным близким лицам, контрразведка, за которой числился убитый, давала стереотипный ответ: “Убит при попытке к бегству…” И потом каждый день редакция получала из контрразведки заметки о том, что-де вчера вечером при попытке бежать убит конвоем такой-то. Это явление вошло в добровольческий быт. Списки расстрелянных уже давно не вывешивались, так как в типографиях не успевали допечатывать новые имена».

О том, что ждало Россию в случае победы белых, красноречиво свидетельствует закон, который был принят 24 ноября 1919 г. Особым совещанием при главнокомандующем вооруженными силами на юге России Деникине. В нем была определена внутренняя политика правительства в мирное время, после победы белых и окончания Гражданской войны. Согласно этому закону все, кто был виновен в подготовке захвата власти Советами, кто осуществлял задачи этой власти либо содействовал осуществлению этих задач, а также те, кто участвовал «в сообществе, именующемся партией коммунистов (большевиков), или ином обществе, установившем власть Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов», подвергаются «лишению всех прав состояния и смертной казни».

  Таким образом, смертная казнь угрожала не только всем членам компартии, которых насчитывалось более 300 тыс. чел., но и всем рабочим, участвовавшим в национализации фабрик и заводов или содействовавшим ей, входившим в состав профсоюзных организаций и т. п., всем крестьянам, которые участвовали в разделе помещичьих земель и их обработке, всем, кто служил в советских организациях, воевал в составе Красной Армии и т. п., то есть большинству населения советской России.

Особое совещание большинством голосом приняло закон, а А.И. Деникин , который сейчас в наших гнойных “демократических” СМИ изображается как истинный демократ и защитник народа, утвердил его».

   Таким образом, в случае победы белых России угрожали установление на многие десятилетия военно-фашистского режима, беспощадный террор против народа и его полное бесправие.

  Вот таков, в свидетельствах участников и очевидцев. "славный" путь адмиралов, генералов и атаманов в историческое небытие. Но правда не может быть однобокой, не могло не быть ответа на такие ужасы белого террора, от красных. Конечно в ответ был развёрнут красный террор, который,  по выше приведенной оценки генерала армии интервентов У. Грэвса, был в 100 раз слабее белого! Но отличие исторического результата этих трагических событий для двух противоборствующих сторон диаметрально противоположны.

Задумайтесь. Не смотря на всемерную поддержку "всего цивилизованного мира"  белогвардейского движения, оно не нашло массовой поддержки населения, что не удивительно из за вышеприведенных фактов. Вся эта «соль земли Русской» создав квазигосударственные образования, имея западную финансовую и материальную поддержку и массу средств от грабежа и экспроприаций -  куда же направляла эта власть все эти огромные средства?

Вы, мои дорогие товарищи,  нигде не найдёте свидетельств о наличие созидательных проектов белогвардейцев, устремлённых в хоть какое-то желаемое народом будущее! Потому, что кроме стремления к безраздельной власти, за ними не стояло никакого проекта.  Только править и пороть, править и расстреливать, и править, править, править! И где тут народ? Его будущее? Правильно - в земле или как рабы на шахтах и заводах.

А, что же «страшные» большевики? Они все жалкие средства, получаемые в виде налогов, не имея никакой внешней поддержки, не будучи уверенными, что удержат власть и страну, с первых дней направляли все средства куда? На борьбу с безграмотностью, в электроэнергетику и науку - т.е. в основы будущей индустриализации и превращения бессистемного сельского хозяйствования в агроиндустрию.

Когда Деникин утверждал свой людоедский закон о послевоенной России, Ленин подписывал Декреты СНК о создании Академии Наук и ЦАГИ, о здравоохранении, о школьном и Высшем образовании!