"Да поскорей же, поскорей! Ах, когда же мы начнем ничего не стыдиться!"

(с) Достоевский. "Бобок".

Михалков в своей программе вставил его выступление. Так я об этом круглом столе и узнал. Я же теперь регулярно Бесогон смотрю.

Джон Шемякин

Я удивительно прочно засел за чтение Киплинга и понял сразу несколько важных для меня моментов.

1. Я оказывается совершенно не читал Киплинга. Чтение Киплинга на русском - это чтение какого-то другого хорошего Киплинга. Русский Киплинг никому не нужен. Немного контуженный фантазёр. В самодельном колониальном шлеме, поверх картонного шлема вязаная шапочка. Ему принято было подпевать. Что странно, если вдуматься.  После  такого подпевания всегда стыдно. А кому не стыдно, тот в маминой кофте на всяческие слёты ездит и там жмётся с такими же эволюционными опилками.

2. Киплинг (тот, подлинный) сформулировал для меня, как оказалось, то, что я формулирую для себя последние сорок семь лет: как жить не подбоченясь, и не краснея. У меня не получится всё равно, но теперь хоть формула есть. С формулой, говорю, жить веселее.

3. Я самый молодой читатель Киплинга во всей своей родне. Впрочем, это и к Родари относится.

– Вы политолог, специалист в сфере общественных отношений. В какой момент и почему вас увлекла литература?

– Литература и политология для меня – две колеи одного пути. Когда началась горбачёвская перестройка, я был «юношей, обдумывающим житьё». И к тому же политически активным юношей, как сейчас сказали бы, гражданским активистом. Учился на экономиста и журналиста одновременно, так как обе эти профессии казались важными в то переломное время.

А литература с детства формировала меня. Читал с ранних лет, и больше всего меня занимала история. В СССР умели «фильтровать контент», к истории относились с почтением, топтаться на ней не позволялось, случайные люди к написанию книг по истории не допускались. А там, где история, практически всегда и политика, разъединить их невозможно.

Например, читая «Спартака» Джованьоли, нам вольно или невольно приходится разбираться, кем были рабы Рима и что такое сам Рим, что есть империя, свобода, воинская доблесть, честь, достоинство, патриотизм. А где Джованьоли, там Аппиан, Тацит, Плутарх. И везде есть тема власти, значит, есть политика! Даже в сентиментальных романах о любви Антония и Клеопатры без политики не обойтись. Если мы хотим не просто прочитать роман, а уловить атмосферу далёкой от нас эпохи, увидеть мир глазами героев древности и понять, что, собственно, сделало их великими, не обойтись и без психологии, культурологии и географии – всего того, что Арнольд Тойнби определял как «Постижение истории».

– Вам кажется, что круг чтения подростка в позднесоветское время был более познавательным, чем сейчас?

– Разумеется! Мало кто из современных комментаторов так грамотно и глубоко понимает политику, её законы, её дух, самую её суть, как понимал Лион Фейхтвангер, чьи книги в СССР были практически в каждой интеллигентской семье.

А помните «Проклятых королей» Мориса Дрюона? Мы обожали эти книги, и они того стоили. Интриги, войны, страсти – всё мастерски замешано, всё на высочайшем уровне! Вот настоящие «игры престолов», в отличие от новомодных злобных сказок Джорджа Мартина, где вся «политика» нелепая и фэнтезийная, то есть по сути – пустышка.

Нынешняя инфантильная литература отличается от настоящей, в числе прочего, тем, что даже не пытается понять и осознать реальный мир, она надеется сбежать из него и утащить с собой читателя. Она не учит ничему, а лишь демотивирует. Я с ужасом смотрю на тех читателей и авторов, кто всё глубже погружается в искусственные эскапистские миры, живёт ими, а в реальность возвращается лишь для исполнения физиологических потребностей. Когда подлинная жизнь всётаки возьмёт своё, столкновение получится жестоким. Для некоторых станет шоком, что реальное зло многолико, его невозможно сразить заклинанием, магический кинжал не помогает против тьмы и хаоса на улицах родного города, а огнедышащий дракон живёт внутри каждого из нас.

Борис Толчинский: «Альтернативная история формирует реальность»

У компании Lego есть тайный склад, где хранятся экземпляры всех когда-либо выпущенных наборов конструктора этой марки.

Ну это если хороший актёр, коих единицы. Не Кристен Стюарт, нет!

Когда актеры играют роль, они не только надевают на себя костюм своего героя и меняют манеру поведения, но и буквально становятся другими людьми. Сканирование мозга показало, что его активность у артиста при ответе на одни и те же вопросы во время нахождения в образе и вне театральных подмостков меняется кардинальным образом: фактически на время спектакля собственное Я актера поглощается личностью его героя.