Рейтинги, присвоенные ресторанам — это коммерческая тайна компании «Мишлен», однако известен главный критерий — кухня. Атмосфера, обслуживание, интерьер и ценовая ниша — всё вторично. Часто звёзды присуждаются шефам, а не ресторанам, таким образом, шеф может уйти в другое место и забрать туда свой статус.

Прочитал тут у доброго Фочкина подборку биографий отечественных шпионов (мне не кажется, что этот термин унизителен), которые опубликовала Служба внешней разведки.

Это удивительно интересное чтение. Надо понимать, что эти биографии прошли многослойную цензуру, и из них вымарывали всё то, что могло навредить ещё находящимся на холоде, подставить политиков, вызвать ненужный интерес к политической истории и тому подобное. Но всё зачистить невозможно, и там остаются очень интересные детали.

Второе обстоятельство заключается в том, что эти тексты пишутся внутри службы, а не человеком извне, поэтому туда проникают служебные эвфемизмы.

Вот, к примеру: "Работал в странах с жестким административно-полицейским режимом в условиях, сопряженных с риском для жизни". Причём это повторяется много раз применительно к разным людям, и оборот "страна с жестким административно-полицейским режимом" совершенно прекрасен. То есть понятно, что если это идёт после строчки "в совершенстве овладел испанским языком" то имеются в виду латиноамериканские диктатуры, но не в этом дело.

Или там есть так же история про человека пр имени Ким, заброшенного в угадай-какую-страну в печальных условиях: "к сожалению, послать на помощь жену с её типично славянской внешностью и неспособностью к сложным языкам было равносильно групповому самоубийству".

Потом я задумался о шпионах на пенсии вообще. Тут есть несколько моделей - скажем, публичный человек, мемуарист и рассказчик. Другое дело - человек, который живёт на свою полковничью пенсию. Не копейки, но особо и не разгуляешься. Спускается с восьмого этажа своего блочного дома на окраине в магазин, сидит на форумах в Сети под безликим ником... Если бы я писал роман о шпионах, то писал бы именно о шпионах на пенсии. Нет, лучше, конечно, представить себе стареющего шпиона, которому выделили долю в фирме, экспортирующей трактора и автопогрузчики.

В общем, вопросы мотивации куда интереснее прочего. Там, кстати, есть удивительный поворот судьбы: "Коллеги Имярек говорят, что, едва вернувшись, он сказал руководству - жить в России не собирается после предательства бывшего сотрудника службы и намерен уехать за границу".

"С  1918 года льется русская кровь в междоусобной войне. Все называли себя борцами за народ. Правительство белых оказалось несостоятельным и не поддержанным народом — белые были побеждены и бежали в Константинополь.

Советская власть есть единственная власть, представляющая Россию и её народ.

Я, Слащёв-Крымский, зову вас, офицеры и солдаты, подчиниться советской власти и вернуться на родину, в противном случае вы окажетесь наёмниками иностранного капитала и, что ещё хуже, наёмниками против своей родины, своего родного народа. Ведь каждую минуту вас могут послать завоёвывать русские области. Конечно, платить вам за это будут, но пославшие вас получат все материальные и территориальные выгоды, сделают русский народ рабами, а вас народ проклянёт.

Вас пугают тем, что возвращающихся белых подвергают различным репрессиям. Я поехал, проверил и убедился, что прошлое забыто. Со мной приехали генерал Мильковский, полковник Гильбих, несколько офицеров и моя жена. И теперь, как один из бывших высших начальников добровольческой армии, командую вам: «За мной!». Не верьте сплетням про Россию, не смейте продаваться, чтобы идти на Россию войной.

Требую подчинения советской власти для защиты родины и своего народа.

(с) Смыслов О.С. Генерал Слащев-Крымский. Победы. Эмиграция. Возвращение..

Яков Слащёв послужил прототипом для образа булгаковского генерал Хлудова, который воспроизвёл Владислав Дворжецкий в фильме «Бег».

В воспоминаниях Теодора Шанина меня в свое время зацепил один эпизод. Банальный, но от того не менее трогающий.

Шанин - из жившей в Вильно богатой еврейской семьи. После присоединения Литвы к СССР завод и магазины были, естественно, национализированы, но никого из семьи не репрессировали.14 июня 1941 г. начинается предвоенная депортация (о ней я писал многократно) и к ним домой приходят: собирайтесь, вас высылают в Сибирь. Двое в штатском и двое солдат.

"Солдаты молчали, а двое в гражданском говорили с матерью по-русски. Даже не говорили, а болтали. Отношение к нам было хорошее — несмотря на то, что они пришли нас арестовывать. Особенно нежно они отнеслись к моей сестре, которой было четыре. Ну, она была красивым ребенком, и ей очень нравилась вся эта ситуация. Они проявили сентиментальность, отозвали родителей в сторону и сказали: вашей дочери нет в нашем списке. Мы вам не скажем, куда вы поедете, но едете далеко. И там будет очень трудно. Быть может, не выдержит ваша девчонка. Если хотите, можете ее оставить. Мы как бы не заметим.

После этого при мне шел спор между матерью и отцом. Мама сказала: ни под каким предлогом. И так нас разделяют, тебя забирают. А отец сказал: это дело жизни и смерти. И как-то эти слова — «жизни и смерти» — потрясли маму. И меня отправили в город отыскать деда. Город странно выглядел, потому что сновали туды-сюды машины со станции. То есть свозили людей к поездам, к эшелонам. Я с трудом нашел деда, сказал ему, что происходит. Он ответил: хорошо, я иду с тобой. Собрал Алинку... Собрал — и увел к себе, думая, что спасает".

Менее чем через полторы недели город был оккупирован нацистами. Дед и сестра Шанина погибли в гетто. Мать, отец и сам Шанин, высланные в Алтайский край, спаслись.

Когда режиссер Александр Птушко решил снимать фильм "Илья Муромец", то актёра на главную роль ему искать не пришлось - он сразу предложил ее Борису Андрееву, которому образ русского богатыря подходил как ни к кому другому. Но на съёмках фильма в Ялте произошёл забавный случай.

На съемочную площадку пришёл здоровенный милиционер, долго разглядывал Андреева, затем покачал головой и сказал: "Нет, не то... Слабак. А ещё Муромца играешь. Я, брат, пожалуй, поздоровее тебя буду". Андреев молча поднялся, обхватил милиционера поперёк туловища и с размаху забросил в море. Назавтра в местной газете появился фельетон о распоясавшемся артисте, который "топит в море милиционеров". Андреев прочитал пасквиль, страшно рассердился и дал зарок больше не появляться в Ялте. Слова своего он не нарушил, и много лет спустя, уже пожилым человеком прибыв с туристическим теплоходом в Ялту, на берег так и не сошёл.