Игрушки

С раннего утра школа кишела вооружёнными шестиклассниками.

Проскакивая под украсившим вход лозунгом «Прощай, оружие!» — и ниже: «Международный день игрушечного разоружения», они неслись по коридору в свой класс, не забывая на бегу похвастать:

— Принёс?

— Ага, во!

— А у меня во!

— Сказали, кто не принесёт, тому родителей в школу и в дневник напишут…

— Не жалко?!

— Мамка говорит, ну и правильно. А папка после вчерашнего не отошёл…

В учительской инспектриса из районного департамента образования — высокая полная женщина с решительным энергичным лицом — поднялась с дивана.

— Ну что, пора начинать. Предлагаю по плану — сначала проводим акцию в классе, затем, после уроков, переходим во двор. Каток, чтобы раздавить собранное, уже заказан.

(Асфальтовый каток, украшенный символами правящей партии и лозунгами про мир во всём мире, трудно было не заметить — он торчал у входа в школу, и рабочий в оранжевом жилете взирал на суету с дремотным азиатским терпением. За участие в акции он получил немалые премиальные.)

— А где классный руководитель шестого класса? — уточнила инспектриса.

Директор школы кашлянул.

— Кхм… видите ли… Он, как правило, редко сюда заходит, время проводит в классе… Класс вообще очень хороший, пилотный, в прошлом году они получили грамоту и…

— Вот именно! — инспектриса угрожающе подняла палец. — Именно поэтому! Мне кажется, их классный руководитель и на последних курсах не был?

Директор развёл руками.

— Он вообще очень своеобразный человек…

— Таких своеобразных надо держать от детей как можно дальше, — решительно заявила инспектриса. Она выдержала многозначительную паузу и мило улыбнулась: — Но этим мы ещё займёмся. У меня есть молодая кандидатура на эту должность, очень знающий маль… молодой человек. А теперь, с вашего позволения, я пройду в класс. Нет, спасибо, провожать меня не надо. Общее мероприятие позже…

В коридоре школы уже было пусто. Чётким уверенным шагом инспектриса двигалась по коридору — к своей цели, белой двери с табличкой: «6 Б». Перед дверью она на секунду остановилась и поморщилась. Потом решительно постучала:

— Разрешите? Здравствуйте, дети…

Детей в классе было около двадцати — большинство мальчишки. Дисциплинированно поднявшись из-за парт и постояв, они довольно тихо опустились по местам. Почти перед всеми мальчишками на партах лежало какое-то игрушечное оружие; у некоторых оно торчало из рюкзачков. Все с любопытством смотрели на вошедшую женщину.

Учитель — рослый грузный мужчина, седоватый и коротко стриженый — равнодушно заполнял журнал и на происходящее в классе не реагировал вообще.

— Дети! — воодушевлённо начала инспектриса. — Сегодня, как вы знаете, вы стали участниками акции «Нет военной игрушке!», которая проходит под девизом «Дети против террора». Вам было предложено поменять пластмассовые пистолеты, автоматы, самолёты, пушки, танки и солдатиков на мягкие игрушки, разнообразные конструкторы или машинки. Вижу, — она поощрительно улыбнулась, — что призыв нашёл у вас отклик. Это просто замечательно! Подумайте о том, как прекрасно жить без войн и сколько есть на свете других интересных игр!

Учитель отодвинул журнал и придвинул к себе газету. Яркий заголовок гласил: «Пятилетний ребёнок убил 360-килограммового аллигатора».

Мужчина расправил листы и принялся, ни на кого не глядя, читать.

Но голос инспектрисы мешал:

— Когда дети всего мира откажутся от опасных и жестоких военных игр — наступит истинно счастливое время! И вы можете гордиться, что становитесь маленькой частью большой борьбы за это — пусть игрушечное! — разоружение. Сейчас я предлагаю вам разоружиться, — она улыбнулась, — сложить принесённые вами вредные вещи вот на этот стол, — она указала на стол, выставленный у доски, — а после уроков мы торжественно уничтожим их в школьном дворе, и вы получите другие — полезные и замечательные! — игрушки, чья покупка была спонсирована крупной международной фирмой. — Она поощрительно кивнула мальчишке на первой парте: — Ну, начнём. Прошу!

…Груда оружия на парте выглядела как-то тревожно. И очень… да, очень одиноко. Что-то странное было в том, как лежали пистолеты и автоматы. Странное и неправильное. Словно бы когда-то уже виденное… испытанное… и — ужасное.

Учитель на миг поднял глаза и тут же опустил их. Дети молчали.

— Я заметила, что вот ты, мальчик, — инспектриса, пройдясь между рядами, кивнула одному из учеников, — вот ты… как тебя зовут?

— Кол… Николай, — сипловато сказал тот, поднимая глаза.

— Да, спасибо… Вот ты, Коля, — ты ведь ничего не сдал. Что случилось, почему отстаёшь от своих товарищей?

Чуть курносый, коренастый, с короткими светлыми волосам ёжиком, Коля ответил глядя в парту:

— Я ничего не принёс.

Класс загудел удивлённо. Кто-то крикнул:

— Кольк, ты чё?! У тебя ж есть!

— Ничего я не принёс, — угрюмо ответил Колька, вставая.

— Очень жаль, — сухо сказала инспектриса. — Это крайне важное мероприятие. Ведь о нём было записано в дневники, не так ли? — Она смерила взглядом равнодушно сидящего за столом учителя. Тот спокойно ответил:

— Я не счёл нужным сделать это, так как мероприятие не относится к числу включённых в учебный план. Но детей оповестили и без меня, причём несколько раз.

Инспектриса смерила учителя внимательным запоминающим взглядом. Обычно это действовало безотказно, но на этот раз она отвела глаза — в ответном взгляде немолодого мужчины были ирония, какой-то брезгливый интерес и немного сожаления. Женщина поспешила обратиться к мальчику вновь:

— Так всё-таки — в чём же дело? Почему ты ничего не принёс?

— Мой папа — офицер, — стоящий за партой мальчик даже побледнел от волнения. — И он мне сказал, что своё оружие сдают только трусы. Я ничего не принёс и ничего не отдам.

— То есть твой отец оказывал на тебя давление? — жадно спросила инспектриса. Учитель снова поднял глаза от газеты. Мальчик моргнул:

— Нет… как это — давление?

— Он угрожал тебе, если ты примешь участие в этом мероприятии? Угрожал, да?

— Нет, зачем… я сам не хотел нести… потому что разве солдаты отдают оружие? Или меняют на конструкторы? — голос мальчишки был искренне удивлённым.

— Ты же не солдат, — слегка потерялась и даже сбавила тон инспектриса. Класс тихо и непонимающе следил на происходящим.

— Я не солдат, конечно, — ответил мальчик. — Но я мужчина. Это пока у меня игрушечное. А когда вырасту и стану офицером — будет настоящее. Всё же с чего-то начинается, — рассудительно добавил он. — Если начнёшь отдавать игрушечное, чтобы не ругали, то отдашь и настоящее, чтобы не убили. А как тогда воевать?

По классу пронёсся шепоток. Инспектриса покровительственно улыбнулась:

— Но Коля… зачем вообще воевать? Подумай.

— Как зачем? — удивился мальчишка и переступил с ноги на ногу, недоверчиво глядя на взрослую тётю, которой приходится объяснять такие простые вещи. — А как же слабых защищать? А свою родину? Вы разве не читали, сколько на нас нападали?

— Но сейчас…

— И сейчас тоже, — мотнул головой мальчик. — Отец только три недели назад вернулся… из командировки. Сейчас тоже война. А если не готовиться защищаться, то как раз и нападут по-настоящему.

— А, так значит, у твоего отца постбоевой синдром! — кивнула женщина. — Наверное, ему мерещатся враги…

— Ему ничего не мерещится, — насупился мальчик. — Он отдыхает и книжки читает. Ну и со мной возится, и со Славиком, — мальчик вдруг улыбнулся очень светло — то ли при воспоминании об отце, то ли о младшем брате. И добавил: — А вы, пожалуйста, так не говорите про отца. У него три медали и орден. Он всех нас защищал от террористов. А не вы.

Глаза инспектрисы расширились. Это перестало быть игрой и игрушечным спором. Кажется, это понимали даже самые хулиганистые мальчишки и самые увлечённые собой девчонки. Все смотрели на одноклассника почти испуганно.

— Ты сейчас же пойдёшь домой и принесёшь оружие, — жёстко сказала женщина. Коля пожал плечами:

— Нам сказали, что это добровольно, кто захочет. Я — не хочу.

— Это не важно! — отрезала инспектриса. — Или ты боишься отца?

— А что его бояться? — спросил мальчишка. — Он что — террорист? Он же мой отец. Он самый лучший на свете.

— Ты понимаешь, что оружие убивает?! — снова возвысила голос инспектриса. Коля покачал головой:

— Убивают люди. Если бы у папы не было бы оружия или он не умел стрелять — он бы никого не спас. А ему дали одну медаль за то, что он спас женщину и детей. Был бой. Он застрелил двоих. Разве он смог бы спасти людей без оружия?

— И отец тебе рассказывает об этих убийствах?! — не выдержала и взвилась инспектриса.

— Убийство — это когда бандиты, — поправил напряжённым голосом Коля.

— Ты говоришь ерунду, — отчеканила инспектриса. — И срываешь важное мероприятие.

— Никакое оно не важное, — упрямо сказал Коля. — Оно… глупое. Вот.

— У твоего отца будут неприятности! — завизжала инспектриса, превращаясь из женщины в тётку. Её лицо покраснело. — А тебя мы прямо сейчас отправим в кабинет психолога, и он может дать заключение, чтобы тебя определили в дурдом! Как пациента с маниакальными наклонностями к насилию!

— Пусть, — сказал мальчик, чуть пошатнувшись за партой. — Вы взрослые, вы можете. Но я всё равно ничего не принесу и ничего не буду делать. Папа сказал, что оружие — это честь воина.

— Какая честь?! — гаркнула инспектриса так, что класс пригнулся. — Это игрушки!

— Честь не бывает игрушечной, — вдруг сказал учитель и встал, захлопнув журнал с отрывистым звукам выстрела. — Жалко, что вы этого не понимаете. Я вас очень прошу — пожалуйста, покиньте класс. Если вы не сделаете этого — я буду вынужден вывести вас силой. Я не привык так поступать с женщинами, но я себя пересилю.

— Вы… — инспектриса задохнулась… — Вам это даром не пройдёт, — процедила она и, смерив плачущего мальчика злобным взглядом, бомбой вылетела из класса.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул учитель. В классе зашевелились, кто-то перевёл дух, кто-то хихикнул. И вообще как будто стало легче дышать.

Поднявшись из-за стола, учитель подошёл к Коле и, мягким нажатием на плечи посадив мальчика на место, спросил тихо:

— Ну что же ты плачешь, солдат? Ты выиграл этот бой.

— Она нажалуется на отца… — мальчишка судорожно глотнул. — Мама вчера говорила, чтобы он мне так не говорил, а то будут неприятности…

Учитель усмехнулся:

— Никуда она не нажалуется.

Он выпрямился и обвёл весь класс взглядом.

— Ну что, герои? — в его голосе прорезались хорошо знакомые ученикам нотки опасного ехидства. — Молодцы, нечего сказать. Будущие воины и защитники… Всем «Крест за предательство» первой степени! А вы, девочки, им Барби принесите, побольше — менять на стволы будут. — По классу искрой пролетел девчоночий смех, из мальчишек же никто уже не глядел на учителя, все уставились в парты. — Чем своих-то защищать будете — самосвальчиками, кубиками от «Лего»? — продолжал тихо издеваться учитель. — Супермены! — его голос лязгнул. — Люди оружие целовали, когда в руки брали. Люди на оружии клялись. А если в следующий раз от вас потребуют юбки надеть?!

Он оглядывал класс — и ряды голов склонялись ещё ниже, показывая русые макушки. Только Коля сидел прямо, глядя мокрыми, но непокорными глазами. И коротко вздрагивал от пережитого напряжения.

— Разберите всё это по домам, — после долгого молчания сказал мужчина усталым голосом, кивая на груду пластмассы. — И запомните, что оружие перед лицом врага складывают предатели. На всю жизнь запомните… Коля, спасибо тебе.

— За что? — удивился мальчик, моргнув. Его глаза от удивления высохли, он даже приоткрыл рот. А одноклассники, пряча взгляды, тихо разбирали кучку игрушечных «стволов» и бесшумно рассаживались по местам.

— За то… И передай привет отцу, — ответил преподаватель. Потом как ни в чём не бывало продолжал: — А теперь мы с вами начинаем урок. Его тема: «Куликовская битва в истории становления русского государства». Откройте тетради… Может быть, я ещё успею вам что-то объяснить.

Ничего нового
... Вас невозможно убедить...
Да вопросы какие то глупые и простые, так же как и малое количество ответов на них. Никаких зигзагов - всё  настолько прямолинейно, что иного ответа  как бы и не предполагается.
Все - кремень люди!
Хотя... для нашей профессии - это в общем то и не плохо, но гибче надо быть, гибче 

Зачем американцы активно продвигали роман Пастернака «Доктор Живаго»

В музее штаб-квартиры ЦРУ среди прочих раритетов находится карманное издание романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго» 1958 года на русском языке. Какова причина столь пристального внимания американских спецслужб к этой книге?

Рукопись своего нового романа «Доктор Живаго» в начале 1956 года Пастернак отнес в редакцию сразу трех изданий – «Новый мир», «Знамя» и «Литературная Москва», но везде получил отказ. Итальянский журналист Серджио ди Анджело посоветовал Пастернаку передать копию романа его соотечественнику – издателю, эксцентричному миллионеру Джанджакомо Фельтринелли, умевшему распознать сенсацию.

В 1957 году роман был переведен и опубликован на итальянском языке, а весной 1958 года свет увидели еще три перевода – английский, французский и немецкий. Ознакомившаяся с «Доктором Живаго» русская эмигрантская интеллигенция обрушилась на роман с критикой. Так Набоков назвал его «неуклюжей, глупой, мелодраматической дрянью», фальшивой, как исторической, так и с психологической точек зрения.

А вот влиятельный американский критик Эдмунд Уилсон счел роман Пастернака успешным – ведь автор был вынужден писать о смутном периоде русской революции в условиях тоталитарного режима. Очень скоро произведением заинтересовались и в ЦРУ. Джон Мори, руководитель «советского отдела», в одной из служебных записок отметил, что «Доктор Живаго» – это «угроза мировоззрению, которое навязывает Кремль». Книгу решили использовать в целях борьбы с коммунистической идеологией в первую очередь в СССР. И вот при соблюдении повышенной секретности с согласия Фельтринелли американская разведка получает фотокопию романа.

Печатать книгу на русском языке решили в типографии Гааги, так как издание романа в США, по мнению американских спецслужб, могло бы навредить Пастернаку. За эту услугу голландской стороне заплатили свыше $50 000. Местом реализации романа была намечена Всемирная выставка «Экспо-58», проходившая в Брюсселе – ведь на ней должно было присутствовать около 16 тысяч советских представителей. В целях конспирации все экземпляры «Доктора Живаго» раздавали в павильоне Ватикана.

ЦРУ в целом назвало операцию успешной. Единственное упущение – нежелание голландского издательства заключать контракт с правообладателем произведения – Фельтринелли. Из-за этого все русскоязычные экземпляры романа попали в число незаконных, что и породило слухи о причастности к его публикации американской стороны.

Еще больше подозрений на связь популяризации «Доктора Живаго» с деятельностью ЦРУ вызвало присвоение роману Нобелевской премии за 1958 год. Первые сомнения родились в среде знатоков творчества Пастернака. Почему этот роман удостоился столь престижной награды, учитывая, что многие писатели назвали его откровенно слабым? – задавались они вопросом.

Мировая общественность полагала, что в тот год наиболее высокие шансы получить Нобелевскую премию по литературе имел итальянский прозаик Альберто Моравиа. Его произведения хорошо знали и ценили, в то время как роман «Доктор Живаго» был мало кому известен. Многие журналисты были убеждены, что продвижение Пастернака – дело рук ЦРУ, и, как показало время, они оказались правы.

Недавно ЦРУ частично рассекретило документы, из которых совершенно ясно, что американцы активно поддерживали издание и распространение романа «Доктор Живаго». В частности, в одной из директив ведомства, датированной декабрем 1957 года, требовалось уделить обнародованию книги Пастернака более пристальное внимание, чем другим произведениям, которые должны будут поступить в страны соцлагеря. «Доктора Живаго» рекомендовалось опубликовать «максимальным тиражом для последующего активного обсуждения мировой общественностью, а также представить к Нобелевской премии».

Вся история с романом «Доктор Живаго» разворачивалась в рамках секретной программы ЦРУ по распространению литературы в годы «холодной войны» в странах «советского блока». Руководил операцией лично глава ведомства Аллен Даллес, санкционировала ее администрация президента Эйзенхауэра. В рассекреченных документах не раз подчеркивалось, что никоим образом нельзя допускать, чтобы причастность спецслужб США к изданию романа стала известна общественности.

Всего за годы холодной войны Центральное Разведывательное Управление распространило в СССР и Восточной Европе свыше 10 миллионов копий запрещенных там книг и журналов. Любопытно, что роман «Доктор Живаго» на протяжении 30 лет печатался с пропусками и неверным переводом отдельных слов. В ЦРУ сегодня убеждены, что на уход стран Восточной Европы из советского лагеря во многом повлияли произведения творческой интеллигенции, которые распространялись при поддержке американской разведки.

Хулюган какой !

В 1948 году на пляжах Флориды начали находить огромные трёхпалые следы. Натуралисты были в растерянности. Один из ученых предположил, что следы оставляет гигантский пингвин, высотой в 4,5 метра.

Только спустя 40 лет местный шутник Тони Синьорини признался, что это его розыгрыш. Он привязывал к ногам огромные чугунные «туфли» и по ночам ходил со своим другом на пляж, чтобы оставлять там эти следы