Дэвид Уоллес: Короткие интервью с подонками

"Короткие интервью с подонками" - это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и "Бесконечная шутка". Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигаюшая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.

Невероятная книга. Тяжелое послевкусие. Мятущееся сознание автора слово за словом рождает сонму чудовищ:

1. «Весь-свой-в доску-парень». Искренний, переживающий за свою девчонку, постепенно проявляющий цинизм: «несчастная глупышка, сопли, ванилька». Его уже бесит ее аккуратная сумочка, его мысли лезут вслух»: ты должна знать, что «все мужики – козлы». И почему бы ему не поступить, как все ее бывшие…

2. «Размышляющий» в Центре по работе с домашним насилием: «Я осознал, что настоящая проблема не в ней. Она вечно будет изображать жертву моего злодейства. Я решил просить помощи для себя. Это мой лучший, хотя и трудный поступок. Я нравлюсь себе…

3. «Личность в депрессии». Отчаявшийся ребенок, забитая девочка, разрывается между враждующими родителями, их «бездонным, хроническим, взрослым отчаянием». Родители используют ребенка в своих битвах с «лицемерным притворством», перекладывая расходы на врача, школу друг на друга…

4. «Психотерапевт» успешная и ухоженная, знает жизнь, дает ценные советы, лениво поглядывает на часы в ожидании окончания сеанса с трудным подростком, где каждый час равен 130 долларам, неожиданно заканчивает свою жизнь самоубийством…

5. «Счастливая семья». Все уже в сборе в дорогом итальянском ресторане с темным декором и меню на итальянском. Красно-черные скатерти и официанты, похожие на солдат мафии. Отец говорит: «ты опоздал, сын». Мама говорит: «мы заказали за тебя». Сын: «что мне заказали?». Отец: «курицу с престо». Сын: «но я ненавижу курицу и всегда ненавидел. Как же вы забыли?!». Мама рассмеялась, отец улыбнулся: «иди-ка ты знаешь куда»…

6. «Лучший работник», выдающий полотенца в мужском туалете дорогого отеля. Бывший успешный работник в страховой компании, после инсульта, нашел место в отеле. Теперь он безмолвный и бесстрастный. «Дефекация, извержение, облегчение, мочеиспускание , выделение. Синонимы. Мужчины. Анусы нуворишей. Наследники воруют полотенца. Магнаты ковыряют в носу. Филантропы бросают окурки на пол. Богачи, которые не смывают. Теперь он здесь. Служит.»…

7. «Любитель женщин». «Низкие, высокие, толстые, худые. Шикарные и обычные. Разные, их не понять. Как же они хихикают, хлопают глазками, надувают губки. В каблуках. Голос, запах сводит с ума. Что за мир был бы без женщин»…

и дальше вереница, один за другим…

Уоллес взмахом пера бросает тонкие строки высокой эстетики, и тут же выдает бытовые мрачные мысли. Использует все приемы: смещенные абзацы, сноски, ссылки, курсивные шрифты, слова множественных значений (кому что ближе), викторину. Одним словом, «стохастически» взбивает, рыхлит, вытряхивает мозги.

Вспышка. Удар. Смертельная рана.

Отдельно спасибо переводчику Сергею Карпову.

Я сначала выбросила книгу в урну. Потом достала. Через час написала отзыв. Возможно, перечитаю. А может, к черту ее, так терзают эти мысли, строки.

И опять Уоллес: «Все спокойно, безмятежно, замкнуто, ни намека на ветерок в листьях деревьев и кустарников. Ограждающая флора неподвижна, зелена, живописна, вездесуща и не похожа ни на что на свете ни видом, ни сутью. {И это не совсем правда}".
Книгу приятно держать в руках. Толстая обложка из плотного картона, белые тонкие страницы, шрифт удобный читаемый, без иллюстраций.

А кто Харуки Мураками читал, что у него стоит почитать? Какие отзывы о его творчестве в целом?

Во времена, когда он был супер-пупер популярен, я  тоже решила не отставать от всего прогрессивного человечества, с придыханием шепчущего Ах, Мураками. В обморок от обожания после прочтения не упала. Если честно, ничо не поняла! 

Отредактировано Коала (2020-02-15 20:24:31)

"19 октября [1965]. (...) Лем — тихий человек, замкнутый с виду, в очках, лет сорока с гаком. Во время банкета удалось перекинуться с ним парой откровенных слов. Как я и предполагал, в научной фантастике его меньше всего интересуют фантастика и наука".

(с) Давид Самойлов

Мне у Ремарка Триумфальная арка понравилась.

Как же они нас всё-таки ненавидят.

Шамиль Идиатуллин

Комментарий к новости о закрытии мегапопулярной некогда, в том числе за рубежом, книжной постап-серии "Метро 2035".
А мы-то думали.

Шимун Врочек

Больше всего мне нравились книги, где я представлял, что оказался в книге и помог герою в определенный момент. И переломил роковую судьбу.
- Спартак, - говорил я, входя ночью в палатку гладиатора. На перевязи через плечо у меня висел кривой фракийский меч. - Киликийские пираты тебя предали. Нужно действовать срочно, мгновенно, незамедлительно! Иначе армии Красса и Помпея Великого возьмут твоих людей в клещи.
Спартак смотрел на меня, в глазах его светился умный жесткий огонек.
- Кто ты? - спрашивал он.
- Тот, кто тебе поможет.
Затем он кивал и расстилал карту. Я тыкал пальцем.
- Вот здесь и здесь, - говорил я. - Помпей уже высадился, его легионы идут маршем от Брундизия. Вы должны успеть прорваться к Риму. Бросайте обоз, бросайте все, пойдем налегке.
- А как же женщины и дети? - спрашивал Спартак. - Мы не можем их бросить, а марша они не выдержат.
Конечно, нет. Я кивал.
- Для этого я привел корабли, Спартак.
Он вздрагивал и поднимал голову, еще не веря.
- Их мало, но женщины и дети будут в безопасности.
Я не знал, откуда я возьму корабли для эвакуации, но был уверен, что что-нибудь придумаю. Корабли будут, черт меня побери! Потому что так надо. Спартак смотрел на меня, затем кивал и многодневные скорбные морщины на его сильном лице разглаживались. Он улыбался.
- Так и сделаем, - говорил он. Спартак поворачивался и приказывал адьютанту:
- Общий подъем!
Я слышал, как резко и звонко трубят рожки -- и сладкий холодок бежал у меня по спине между лопаток... Мы собирались идти на Рим. Все еще могло сложиться иначе. Судьба повернула свои ржавые колки, чтобы сыграть на перетянутых струнах другую, новую мелодию...

По-моему, никого не минула сия чаша графомансая!