Беседка ver. 2.0 (18+) |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Беседка ver. 2.0 (18+) » Литературная страничка » Что нынче почитать можно? - 2
Заметил, если в фейсбучеке тот же Лукьяненко с собратьями по цеху (российскому) очень тактичен и обходителен, то Андрей Лазарчук - не щадит!
Из сегодняшнего:
Андрей Лазарчук: Мнэ... Олди последние лет десять отнюдь не знак качества.
Андрей Лазарчук Когда-то Олег (Дивов) порекомендовал мне начать его читать именно с этой вещи, после чего я очень долго к его творениям не прикасался - буквально до позапрошлого года.
Илья Крамник
"Чёрный легион" Аарона нашего Дембски-Боудена уверенно берет 1е место в моем личном рейтинге книжек по Ереси. А может и вообще по Вахе.
В кои веки не бронекартонки в персонажах книги про космодесант, а вполне себе живые характеры.
ЗЫ. В книге есть котик.
ЗЗЫ. Демонический, правда.
ЗЗЗЫ. И людей ест.
Но котик.
Сергей Лукьяненко
Собственно говоря, существует лишь три приёма взятия читателя в оборот с первых строк.
1. Идентификация
...Пётр торопливо проглотил кислый растворимый кофе и крикнул:
- Дорогая, я на работу!
- Угу... - сонно донеслось из спальни.
Пётр вышел из квартиры, нажал кнопку вызова лифта.
"Зачем?" - подумал он. "Зачем я живу? Жена, которой нужны лишь мои деньги - и иногда я сам в постели. Друзья, которые озабочены карьерой и иногда тем, чтобы напиться в стельку в бане. Работа - где я трачу свою жизнь, чтобы начальство отращивало пузо. Где всё то доброе, чистое, светлое, волнующее, о чём я мечтал в юности?"
Дверь лифта открылась. Но за ней была не обшарпанная кабинка с застоялым запахом аммиака. За ней тянулся длинный, тускло освещённый металлический коридор, затянутый едким дымом. Метрах в трёх от Петра на полу лежала неподвижная девушка в разорванном комбинезоне. Выпавший из её рук пистолет странного вида отлетел прямо к ногам Петра. А к девушке приближалась странная тварь, похожая на человека, но с шестью руками и пастью на пол-лица..."
2. Сочувствие
...Петя осторожно высунулся из люка. Эльфийские каратели уже ушли. Двор был завален телами людей, которых они посчитали недостаточно ценными рабами. Петя выбрался из канализации и, крепко сжимая в руке нож, стал пробираться между телами.
Маму он нашёл почти сразу - мёртвое тело крепко обнимало убитого братика. Отец тоже был рядом - прикрывал телом сестру, но эльфийская стрела пронзила их обоих.
- Я отомщу... - прошептал Петя, сжимая нож. - Ни одна ушастая сволочь не уйдёт...
Слёзы текли по безусому, рано повзрослевшему лицу юноши...
3. Зависть
Любуясь закатом, убаюканный плеском волн, Пётр даже не заметил, что коктейль согрелся. Но верный мажордом успел заменить бокал в последний момент, когда он протянул руку.
- Благодарю, Фридрих, - сказал Пётр. - Есть какие-то серьёзные новости?
- Вас пригласили на традиционный съезд масонов к Ротшильдам, на альтернативный съезд масонов к Рокфеллерам, на аудиенцию к Папе Римскому...
- Фридрих, - укоризненно сказал Пётр. - Я же просил серьёзные новости!
- Звонили Трамп, Путин и Си Цзиньпин. Просили помощи.
- Они всегда звонят, Фридрих!
- Но в этот раз они звонили вместе, с одного телефона!
- О, это становится интересно, - сказал Пётр, вставая с шезлонга. - Пусть готовят мой самолёт.
- Уже, ваша светлость.
Есть ещё Ошеломление, Смущение и Интригование. Но по большому счёту это тоже вариации основных приёмов.
Ну и конечно же ещё есть Занудство. Но это приём из арсенала Большой Литературы, в фантастике его используют редко, только мэтры, когда хотят показать, что они тоже настоящие писатели.
Ну и конечно же ещё есть Занудство. Но это приём из арсенала Большой Литературы, в фантастике его используют редко, только мэтры, когда хотят показать, что они тоже настоящие писатели.
...А Сергей Васильевич как бы между струйками 
...А Сергей Васильевич как бы между струйками
Сергей Василич, кстати, окучивает делянку первого приёма - индентификации!
Дэн Симмонс. Сироты вечности.
М.: Азбука-Аттикус; СПб.: Азбука, 2019. Перевод с английского Натальи Виленской, Александра Гузмана, Екатерины Доброхотовой-Майковой, Дарьи Кальницкой, Александра Кириченко, Марины Клеветенко, Марии Куренной, Михаила Левина, Натальи Масловой, Надежды Свечкиной
Сказать, что все знают Дэна Симмонса, было бы преувеличением, но о его «Гиперионе» и «Эндимионе», «Друде, или Человеке в черном» и особенно о «Терроре» (экранизирован в 2018 году в формате телесериала, продлен на второй сезон) слышали определенно многие. Так вот, сюрпрайз: помимо всех этих (и многих других) здоровенных романов Симмонс пишет повести и рассказы — по крайней мере, писал еще несколько лет назад. Нечасто, с годами все реже, но за четыре десятилетия таких текстов накопилось три с лишним десятка. Теперь, на радость поклонникам и в посрамление хейтеров, все они собраны в одном гигантском томе объемом 1 120 страниц, аналога которому нет, кажется, даже в США. В «Сироты вечности» вошли три авторских сборника, «Молитвы разбитому камню» (1991), «Любовь-Смерть» (1993) и «Миров и времени сполна» (2002), плюс несколько текстов, публиковавшихся на языке оригинала россыпью, — часть произведений заново отредактирована дотошной Екатериной Доброхотовой-Майковой, часть переведена с нуля, часть публикуется на русском впервые.
Дэн Симмонс умеет многое — от нетривиального хоррора («Метастаз») до «звездолетной» НФ («Сироты Спирали»), от едкой сатиры на телепроповедников («Кошмарным скрипом колыбели») до космооперы, в которой действует театральная труппа шекспировского театра из далекого будущего, разыгрывающая пьесы Великого Барда перед представителям нескольких сверхцивилизаций ради спасения человечества (повесть «Пылающая муза»). «Малая» и «средняя» проза Симмонса вообще чрезвычайно литературоцентрична, он редко обходится без отсылок к классике, порой очевидной, вроде Шекспира, Данте или Чосера, но иногда и полузабытой — как британская «окопная поэзия» времен Первой мировой в повести «Страстно влюбленный». Часто его рассказы и повести содержат остросоциальный подтекст — и не важно, идет ли речь о вампирах («Все дети Дракулы») или о постчеловеках XXX века («Девятое ава»). Проработав много лет в средней и старшей школах, Симмонс не разучился быть ироничным и легкомысленным, но время от времени учительское начало берет в нем верх: рассказы становятся более сентиментальными, более личными и более дидактичными — как «Фотография класса за этот год» или «Стикс течет вспять».
Помимо прочего, «Сироты вечности» служат отличным путеводителем по творческой биографии автора. «Я всегда ощущаю некоторый дискомфорт, когда рассказ или новелла превращается в роман. Меня в таких случаях гложет вопрос: возможно, рассказ был недоделан? Или, может быть, роман просто чрезмерно растягивает сюжет новеллы?» — пишет Симмонс в предисловии к повести «Песнь Кали». Видимо, позже он преодолел это неловкое чувство: в романы превратилось как минимум шесть новелл, включенных в этот омнибус, — от «Воспоминаний Сири», легших в основу «Гипериона», до «Флэшбэка», из которого выросла одноименная книга. Надо заметить, в этих предисловиях — а точнее, небольших эссе — Симмонс удивительным образом раскрывается не только как писатель, но и как человек. Вот, например, грандиозный каминг-аут из вступления к «Концу гравитации» (франкофилам лучше не читать):
«Я пишу эти строки в ранние часы и месяцы XXI века под скрежет грозной машины академической критики, запущенной мертвыми руками французских пигмеев, таких как Мишель Фуко и Жак Деррида. Франция, которая за весь XX век, вполне вероятно, не дала миру ни великих писателей, ни великих книг, тем не менее берется судить обо всех в литературе начала двадцать первого путем простого отрицания значимости писателей, реальности персонажей, трансцендентной мощи языка и самой литературы».
Сказано страстно, от души, и можно даже принять за чистую монету, если забыть о том, что эти слова принадлежат автору, азартно деконструировавшему прозу Чарльза Диккенса и Уилки Коллинза («Друд»), Конан Дойла и Генри Джеймса («Пятое сердце»), Эдагар По («Террор»), Эрнеста Хемингуэя («Колокол по Хэму») и многих других — точно по заветам «французских пигмеев» и их американских единомышленников.
Ричард Морган. Рыночные силы.
М.: АСТ, 2019. Перевод с английского Надежды Алексеевой
«Менеджер по инвестициям» — смертной тоской веет от этих слов. Оценка инвестиционного климата, мониторинг объектов, подсчет эффективности, анализ хозяйствующего субъекта, подбор портфеля, аудит подрядчиков, подготовка отчетов — цифры, бумаги, совещания, биржевые сводки, аж челюсть сводит от зевоты. Крис Фолкнер — преуспевающий менеджер в отделе «Инвестиции в конфликта» компании «Шон и партнеры»: носит дизайнерские костюмы, ездит на «Саабе» ручной сборки и время от времени появляется на обложках глянцевых журналов, сияя белозубой улыбкой. Но завидев Криса — или, если уж на то пошло, любого из его коллег, — уличные громилы смущенно замолкают, прячут глаза и осторожно обходят «манагера» по стеночке. Много лет назад, после череды экономических кризисов, биржевых крахов и рецессий, внутри корпоративного мира включился новый механизм эволюции, «офисный планктон» отрастил когти и зубы, которым позавидовал бы Tyrannosaurus rex. Чтобы пробиться наверх и не вылететь на улицу, в разросшееся гетто, каждому младшему бухгалтеру приходится драться, жестко, не на жизнь, а на смерть — одними сданными вовремя квартальными отчетами не отделаешься. Ну а за спиной у любого топ-менеджера, можно не сомневаться, остались десятки поверженных противников, таких же сильных, хитрых и умелых корпоративных киллеров, которым однажды просто не повезло.
Фолкнер — новый человек в компании, «Шон и партнеры» только что переманили его от конкурентов. Естественно, среди новых коллег находятся те, кто считает, что Крис слишком мягок, слишком нерешителен для позиции топ-менеджера. Отчасти это правда: по натуре он не убийца, просто так сложились жизненные обстоятельства. Глубоко в душе он ненавидит весь этот корпоративный мир, презирает себя за то, что вынужден играть по его правилам, и глушит чувство вины наркотиками, алкоголем и слоновьими дозами адреналина. В надежде, что новый сотрудник даст слабину, наделает глупостей и упустит важный контракт, его бросают на самое сложное направление: Крису предстоит разрулить проблему с гражданскими волнениями на территории бывшей Колумбии, где много лет правит марионеточный диктаторский режим. Противники Фолкнера всё рассчитали верно — но не учли, что клокочущая ярость и робкая надежда изменить систему изнутри сделали его самым опасным, самым непредсказуемым и самым безжалостным топ-менеджером за все время существования компании.
«Рыночные силы» — сравнительно ранний роман Моргана, он написан в 2004 году, сразу после «Видоизмененного углерода» и «Сломанных ангелов». Вроде бы совсем другой жанр, однако писатель остается верен себе. Поручи ста фантастам раскрыть образ «корпорации-убийцы», девяносто девять ограничатся вялой антиутопией, прямолинейной социальной сатирой. Морган выжал из этой формулы максимум: его «Рыночные силы» — прежде всего политический триллер, жесткий, динамичный, брутальный. Автор не злоупотребляет назидательными сентенциями — то, что общество устроено несправедливо, очевидно с самого начала и мало у кого из героев вызывает сомнение. Главная интрига романа в другом: предаст ли Фолкнер свою компанию, товарищей по оружию, готовых грудью прикрыть его от пуль? Оставит ли попытки вырваться и даст трясине засосать себя? Выберет третий путь? Ей-богу, следить за этим куда интереснее, чем в сотый раз выслушивать наставления очередного эпигона Джорджа Оруэлла, дорвавшегося до типографского станка.
...Для всего нашего поколения, как я убежден, сыграли огромную роль трилогия о Незнайке Носова, а также его рассказы, и Драгунский. Как заметил Леонид Клейн, у Носова изображается русская семья, а у Драгунского — еврейская. Потому что у Носова любой рассказ начинается со слов «когда мы с Мишкой остались одни», а у Драгунского — «когда мы с папой пошли вместе». Чтение трилогии про Незнайку в будущем избавило меня от ошибок рыночной эпохи, потому что там описана пирамида в обществе гигантских растений, и как-то сразу понятно, что ее надо избегать. Я, в отличие от моих сверстников, деньги в МММ не вкладывал впоследствии.
Василий Владимирский
МужЫк обещал – мужЫк сделал. В ноябре книг, которые вот прямо рискну назвать хорошими, годными, у меня было немного, зато одна – ооооочень толстая, надолго хватит. Собственно, вот:
• Дэн Симмонс, «Сироты вечности» - полное (!!!) собрание всех повестей и рассказов автора «Гипериона», этим все сказано;
• Ричард Морган, «Рыночные силы» - до «Черного человека», как по мне, не дотягивает, но очень бодрый, лихой фантастический триллер с психологией;
• Дмитрий Захаров, «Средняя Эдда» - роман, после которого автора не возьмут пиарщиком ни в одну госструктуру, разве что после 2024 года, если доживет 
• Войцех Орлинский, «Лем. Жизнь на другой Земле» - да простят меня Геннадий Прашкевич с Владом Борисовым, но это все-таки первая полновесная биография пана Станислава, выходящая на русском, мастред для лемоведов, лемофилов и лемохейтеров.
А, ну и разочарование месяца – конечно, «Вонгозеро» Яны Вагнер. Ну, это вы уже поняли.
▶ Издательство "АСТ" в рамках серии "Шедевры фэнтези" выпустило переиздание первого тома цикла "Страна, достойная своих героев" Ричарда Моргана под названием "Стальные Останки". Книга вышла в новом переводе Наталии Осояну.
▶ Рингил Эскиат, когда-то военный герой и прославленный ветеран, а теперь изгой и нищий, по просьбе семьи отправляется искать кузину, которую продали в рабство. Но преследуя ее похитителей, он натолкнется на тайну, которая окажется куда страшнее всего, что Рингил ожидал.
Арчет – последняя из своей расы – думала, что после войны так и будет заниматься инженерным ремеслом, пока самый могущественный человек в Империи не послал ее расследовать нападение на приграничный порт. Вроде бы обычное дело, вот только местные утверждают, что нападают на них не бандиты, а демоны.
Эгар Драконья Погибель, кочевник, когда-то служивший Империи, теперь впутался в городские неурядицы, мелкую свару между здравым смыслом и религиозным рвением. Но вскоре о распрях шаманов придется забыть, ведь его племени начинает угрожать нечто чуждое и очень опасное.
Рингилу и двум его товарищам снова придется защищать Империю, которая должна им все, но не дала ничего. Защищать от древней силы, способной утопить весь мир в крови. Вот только с такими героями лекарство вполне может оказаться хуже любой болезни.
Спустя двадцать лет Стивен Чбоски возвращается с книгой, совершенно не похожей по сюжету на трепетную историю взросления «Хорошо быть тихоней». Роман «Воображаемый друг» представляет собой 700-страничную по-настоящему страшную хоррор-историю в духе произведений Стивена Кинга.
Семилетний Кристофер вместе со своей матерью переезжает в маленький городок Милл-Гроув в Пенсильвании. Реальный страх , что жестокий бывший возлюбленной матери их найдет, быстро сменяется ужасом, рожденным злом фантастическим. Вскоре у Кристофера появляется воображаемый друг. Этот славный человек, как называет его мальчик, советует Кристоферу построить домик на дереве, а иначе на Рождество случится нечто страшное. Чбоски мастерски погружает читателя в историю, заставляя сначала сомневаться в ментальном здоровье мальчика, но затем полностью окутывает нас мистикой, в которую сразу же начинаешь верить. Пока Кристофер борется с кошмарами и следует указаниям воображаемого друга, пенсильванский городок медленно погружается во тьму.
«Воображаемый друг» — напряженная история, от которой невозможно оторваться. Чбоски умело выстраивает многослойную историю и ловко связывает между собой сюжетные ниточки, поэтому периодически хочется перечитать отдельные фрагменты, чтобы понять, как автор это сделал. В книге нет ни одного случайного совпадения, каждая деталь сыграет в сюжете свою роль. Стивен Чбоски углубляется в рассуждения о вечных категориях добра и зла, но до самого финала не будет понятно, кто на чьей стороне.
Шамиль Идиатуллин
Победитель - о текстах коллег. Очень круто.
Артем Ляхович
ОБЗОР ФИНАЛА КНИГУРУ-2019
Писать о писателях принято с командной высоты. Не обязательно с руганью, но чтоб была видна дистанция: вот автор - и вот я, который знает, конечно, всему этому цену, но вслух не говорит, ибо культурный.
Я так не умею, поэтому буду всех хвалить. Начну со своего удачливого конкурента ЭДУАРДА ВЕРКИНА. Его повесть "Осеннее солнце" - лучшее, что я у него читал. В этом жанре (хочется назвать его "бунинским декадансом", но набегут филологи и нагрубят мне) - в этом жанре Веркин так прекрасен, что каждую бесконечно длящуюся сцену хочется не отпускать от себя и продлить ещё. Любой другой автор поставил бы себе зачёт и ушёл отдыхать, - но Веркину этого мало. В самом конце, когда никто уже ничего не ожидает, он готовит бомбу, взрывающую жанр изнутри. Стоит намекнуть на мистическое происхождение Графа - и все раздаётся вглубь и вширь, как Вселенная после Большого взрыва, и уже нет "текста о вымирании деревень", а есть Текст об очень многом, если не обо всем.
Остроумнейшая СВЕТЛАНА ЛАВРОВА написала такую смешную повесть, что за одно это можно было бы простить отсутствие всего, что в ней есть ещё: живых характеров, интриги и роскошного (ну лапочка просто) абсурдистского хода - Японии в Ебурге. И тоже: несколько ненавязчивых намёков на то, что питерская гостья - настоящая кицунэ, - и лубок превращается в фантастику "как по-настоящему".
"Дом над радугой" КАТЕРИНЫ МУРАШОВОЙ - рискованный, но успешный выход из тренда Правильной Социальной Фантастики: если Правильная предписывает обличать тоталитаризм в пользу прав человека, то Мурашова безжалостно впивается в изнанку этих самых прав, показывая, что и там засел все тот же тоталитаризм, незаметный в лучах Инклюзивной Толерантности. Похожую штуку проделал когда-то Достоевский в "Бесах", поковырявшись в тогдашнем авангарде общественных идеалов. Мурашова делает очень крутой, в общем-то, ход: наглядно показывает, что свобода не равна никаким ее общественным гарантиям. Тут безумно трудно пройти по лезвию бритвы, и чтобы к тебе не прилипло всякое правоконсервативное - "ах, ты обличаешь либерастов? идём же, обнимемся!" Мурашова прошла - и не прилипло.
Цикл рассказов ТАТЬЯНЫ ИЛЬДИМИРОВОЙ "Замри!", объединённых общими героями и темами - бьющий по всем мозолям концентрат детских обид. На лучших подруг, на одиноких мам, поглощенных паническим выживанием в постсовке, и на весь идиотический взрослый мир в целом. Это сугубо женское царство: папы здесь и не ночевали. Сильно, местами жестоко написанный, текст Ильдимировой оставляет двойственное ощущение - и упрёка "неправильному времени" 90-х, и ностальгии по нему. Что и прекрасно, как по мне.
"Азот и Селедочкина" АИ ЭН довольно-таки бесцеремонно окунает читателя в бескомпромиссность детской игры. Если уж игра как игра, а не взрослая игра в неё - то чтобы никто не отличил Золото от девочки, которая "золотко моё". И совершенно не обязательно объяснять читателю, сунувшему сюда свой нос, что это не реальность, а игра, потому что настоящая игра и есть реальность. Дерзкий, искристый, виртуозно написанный текст.
Двойное дно повести "Вирта" ЕКАТЕРИНЫ КАРЕТНИКОВОЙ спрятано уже в названии: это и виртуальность, и одновременно - название водоёма под Питером, где кипят страсти сюжета. Тут два рассказчика, рассказывающих одну и ту же историю - каждый со своей стороны, и эти стороны настолько разные (при явной общности и симпатии героев друг к другу), что поневоле задумаешься. О доверии и недоверии, о пределах виртуального понимания - и о пределах понимания вообще. Нужный текст, просто и наглядно показывающий сложные вещи.
"Девять желаний Ани" ОЛЬГИ ЛУКАС - современная вариация на вечные темы Золотой рыбки и Цветика-семицветика. Без труда не выловишь, ну да, все в курсе, - но автор с феей Лаурой наглядно показывают конкретные современные реалии этого "не выловишь" на примере модных детских мечтаний. Мечтания автоматически переходят в статус "сколько за что нужно платить", и читатель вместе с героиней учится соразмерять желаемое с калориями и попочасами, требуемыми для его осуществления. Жестковато, но справедливо.
"Если, то" КСЕНИИ ШАБАНОВОЙ - цикл зарисовок о подростках, выхваченных, что называется, из гущи, из самого-самого потока, который несётся перед нами, цепляя нервы характерами и взглядами, - а попробуй-то ухвати их и отпечатай в словах. У Шабановой получилось. Ее герои такие живые, что вот-вот спрыгнут с монитора и предъявят нам свои глобальные, как им и полагается, проблемы.
"Огни студеного моря" НИКИ СВЕСТЕН - живо, красиво, с любовью написанный идеальный мир подростков. Нет, я не сказал "бескофликтный", конфликты-то там ого-го - и внутри подростковой тусовки, и извне, со взрослым миром. Но во всем тексте сквозит такое любование каждым персонажем (исключая, разумеется, плохих взрослых), каждой ситуацией, каждым поворотом мысли, каждой интонацией и взглядом, что туда хочется переселитися и забить на эту глупую идею стать взрослым. А ещё Свестен удался самый поэтичный, как на мой вкус, женский персонаж в шорте.
"Дом четырёх ладоней" ЛАРИСЫ РОМАНОВСКОЙ - новая виртуозная вариация на топовую тему автора - "белая ворона в потоке повседневности". Романовская пишет "серым по серому" и находит не 50 оттенков, не к ночи будь помянуты, а миллион. Серая повседневность расцветает такими полутонами, что не требует никаких других красок от автора, манипулирующего тоской по ним, которая накапливается и у героини, и у читателя. Текст Романовской интроверсивен, и она умеет затягивать читателя в эту интроверсию, не обещая ему никаких развлечений. И связь с "хозяевами" четырёх ладоней, обретенная в конце, воспринимается как долгожданное чудо - или хотя бы его заменитель в мире, где чудес не бывает.
"Вайнахт и Рождество" АЛЕКСАНДРА КИСЕЛЕВА - чутко найденный баланс того, как писать для детей про войну - без идеологии, без героизации, без чернухи, без соплей в сиропе - без всего лишнего. По-новому. Подмывает назвать текст Антикибальчишем, но это, наверно, неправильно. Антикибальчиш - развенчание, а здесь не "анти", здесь "за".
"Квартира номер сто" ЛЮДМИЛЫ ПОТАПЧУК - очень органичный срез детского мира, с живыми характерами, ситуациями и речью. Каждой интонации хочется сказать "верю". И аллегория, стоящая за незамысловатой мистикой финала, тоже органична и понятна (но все-таки, наверно, скорее взрослым).
"Всем выйти из кадра" ЛИЛИИ ВОЛКОВОЙ - наверно, самый до блеска начищенный текст финала: каждая фраза сверкает. И при этом - точные характеры, точные ситуации, точная речь. Автор кажется мне таким себе снайпером - или скорей гравером: что ни движение, то в точку, и ни микроном правее или левее.
"Мой сосед Тоторо" ИРИНЫ БОГАТЫРЕВОЙ - повесть, в которой, помимо проникновенного "внутреннего портрета" девочки (чуть не написал "с персиками", и не зря), есть ещё два необычных образа. Первый - "особенный" мальчик, за которым туманится мистика, очерченная бегло и интригующе. Второй - позитивный образ папы. Взрослым в подростковой литературе редко везёт, и их актуальный максимум, с которым давно все смирились - чтобы они хотя бы никому не мешали. А уж папу-героя я и не помню, когда встречал.
Ну, и про себя. Приличия требуют достать плетку и побыть этим, как его, флагеллантом, но я нагло признаюсь, что люблю свой текст. Я многое попытался в него засунуть, и пока отзывы показывают, что засунутое засунулось куда-то за подкладку, - но, по крайней мере, одной цели я добился: создать виртуальный симулятор. Судя по отзывам, именно так подростки его и воспринимают, - а значит, ура. И вообще ура.
Порядок перечисления авторов в обзоре - произвольный, по мере вспоминания. Обзор выражает моё субъективное мнение, что теоретически не мешает ему быть абсолютной истиной. (Ну, мало ли.) И да: это был самый крутой шорт на моей памяти. Я дико счастлив, что попал в вашу компанию.
Сергей Лукьяненко
Писатели седьмой воды
Я как-то вдруг сформулировал для себя основную проблему современного поколения писателей-фантастов.
И заодно - читателей.
Когда я начинал писать фантастику - мне было восемнадцать лет - я прочитал... ну, наверное тысяч пять книг. Читал я лет с шести. Предпочитал фантастику, конечно, но её было мало - и я читал всё.
Диккенс-Драйзер-ИльфПетров-ЖоржСанд-Бальзак-Гюго-Сатирикон-Декамерон-Хемингуэй-Чехов-Горький-Сервантес-Гомер-Таксиль-Библия-Шоу-Олдридж-Драйзер-Грин... Всё, до чего мог дотянуться, что было дома (книг было много) или в библиотеках вокруг.
Редкая фантастика падала на эту почву сверху.
И, в общем, когда я попал в круг писателей-фантастов, оказалось, что мы в целом на одной волне. Ну, наверное они прочитали побольше - в силу возраста. Может быть они Плутарха читали, а мне было скучно. Но представить себе, что ты заводишь разговор о классике - а его не поддерживают окружающие писатели, было невозможно.
Но уже вместе со мной в фантастику приходили другие авторы. О да, они обожали фантастику, они зачитывались Азимовым-Гаррисоном-Асприном-Стругацкими-Лазарчуком-Лукиным-Головачёвым... Они прекрасно знали фантастику. Нашу и не нашу. На классику их уже не хватало, да и не тянуло.
С ними всё равно было интересно, но в их книгах мне всегда чего-то не хватало. Неуловимого. Подтекста.
А потом пришли новые авторы. И я с ужасом понял, что они и Стругацких-то не читали. Кто такой Рыбаков не знают! Азимова читали "рассказ какой-то про роботов". Зато они читали меня. И других авторов. Которые уже не читали ничего кроме фантастики. Знаете, такая третья производная.
И среди них были талантливые ребята, и среди них были удачные книги. Но мне казалось, что в их книгах зияют дыры, плотно набитые пустотой.
Но сейчас пришло совсем уж свежее поколение. Это - писатели седьмой воды на киселе.
Они не читали ничего - вне рамок школьной программы. Их спросишь - "а что у вас любимое у Цвейга?" И на тебя пустые глаза. "У Стефана Цвейга?" А во взгляде "Ну, пейсатель, хрень какую-то несёт..."
Я их даже не виню. Слишком высокий темп, слишком большой информационный поток. Кому он нужен, этот Диккенс?
И они пишут. Публикуются. У них есть поклонники - много. То, что они пишут - читают.
Удивительно?
Да нет. Потому что и читателей пришло новое поколение.
Первые были всеядные. Они читали всё.
Вторые были жанровые. Они читали фантастику.
Третьи были читателями одного направления. Они читали либо фэнтези, либо киберпанк, либо научную фантастику (редко). И всё больше тяготели к четвертому типу.
Четвёртый тип - мономаны. Они вообще читают какой-то узкий слой - "про вампиров", "про звёздные войны". А то и одного автора или группу авторов схожих до потери пульса.
Грустно это, на самом-то деле.
P.S. И не надо мне приводить в пример исключения. Исключения были всегда. Они погоду не делают.
P.P.S. Да-да, это из разряда "молодежь нынче не та". Но вы не обольщайтесь. Тёмные века - они наступают легко и незаметно. И не в первый раз.
ОБЗОР ФИНАЛА КНИГУРУ-2019
Родителям(-ницам) на заметку 
10 романов ужасов для тех, кто думает, что его невозможно напугать
1. "Колыбельная" Чак Паланик
Репортер Карл Стрейтор начинает исследовать Синдром внезапной смерти младенцев. Дети умирают как в кроватке, так и на руках у родителей. Как выясняется, дети гибнут после того, как им прочитали старинную африканскую колыбельную из сборника «Стихи и потешки со всего мира». Такую песенку в древние времена читали младенцам, если нечем было прокормить все племя, чтобы они умирали тихой безболезненной смертью.
Сила заклинания действует до сих пор – от него умирает редактор Стрейтор, его шумный сосед и даже прохожие, которые мешали ему идти по улице…
Еще одна героиня романа – Элен Бойль также пользуется заклинанием. Но вскоре оно выходит из-под контроля…
Стрейтор и Бойль теперь стремятся уничтожить все существующие копии «Потешек». Или их цели выходят за рамки этого казалось бы благородного порыва?
2. "Демоника. Зов смерти" Геннадий Логинов
Методы, которыми Николас Ферпойнт пользуется при расследовании преступлений, в лучшем случае называют «неортодоксальными». Он варит зелья, проводит ритуалы, взывает к демонам на тайном языке и опрашивает умерших, чтобы выйти на след их убийц. Его результаты раскрываемости впечатляют. Но может ли цель оправдывать средства?
3. "Нечто из Норт Ривер" Кристиан Роберт Винд
Северные окраины штата - не самое лучшее место для жизни, но с появлением нового детектива атмосфера в уединенном городке становится еще мрачнее. Зачем Фрэнк Миллер прибыл в Норт Ривер? Что он знает о растерзанных коровьих тушах на ферме и почему не спешит делиться информацией с местными копами, оберегая свои тайны? Наконец, как все эти события связаны с исчезновением двух подростков из местной школы? И что вообще происходит в этом ледяном аду?
4. "Хребты безумия (сборник)" Говард Лавкрафт
При жизни этот писатель не опубликовал ни одной книги, после смерти став кумиром как массового читателя, так и искушенного эстета, и неиссякаемым источником вдохновения для кино- и игровой индустрии; его называли «Эдгаром По ХХ века», гениальным безумцем и адептом тайных знаний; его творчество уникально настолько, что потребовало выделения в отдельный поджанр; им восхищались Роберт Говард и Клайв Баркер, Хорхе Луис Борхес и Айрис Мёрдок.
Один из самых влиятельных мифотворцев современности, человек, оказавший влияние не только на литературу, но и на массовую культуру в целом, создатель «Некрономикона» и «Мифов Ктулху» – Говард Филлипс Лавкрафт.
5. "Пожирающая Серость" Кристина Линн Эрман
После трагической смерти сестры Вайолет переезжает в небольшой провинциальный городок, затерявшийся среди лесов. Однако это место полно таинственных загадок. И знакомство с жителями только усиливает подозрения Вайолет: здесь каждый что-то скрывает. В городе то и дело пропадают люди, а девушку начинают мучить необъяснимые видения и пугающие сны. Что за сила, которая держит в постоянном страхе всех обитателей? Семья Вайолет — одна из четырех семей-основательниц этого странного места, а значит ответы на все вопросы стоит искать в прошлом...
6. "Призрак дома на холме. Мы живем в замке" Ширли Джексон
Впервые опубликованный в 1959 году роман Ширли Джексон «Призрак дома на холме» сразу был признан образцом мистического триллера. Популярность книги закрепили две экранизации – Роберта Уайза (1963) и Яна Де Бонта при участии Стивена Спилберга (1999). А теперь культовый роман вдохновил Netflix на одноименный сериал.
Старинный особняк на холме приносит его обитателям одни несчастья. Никто не рискует здесь не то что жить, даже оставаться на ночь – говорят, Хилл-хаус стал пристанищем привидений.
Но однажды тишину дома нарушает шумная компания: доктор Монтегю, исследователь паранормальных явлений; Теодора, его беззаботная помощница; Элинор, хрупкая девушка, не понаслышке знакомая с полтергейстами; и Люк – будущий наследник Хилл-хауса. Никто даже не подозревает, каким кошмаром обернется их поездка…
В сборник также включен роман «Мы живем в замке» – психологический триллер о тайных войнах внутри одной человеческой души.
7. "Болотница" Татьяна Мастрюкова
С Викой никогда ничего не происходит и произойти не может – она в этом твердо уверена. Вот и теперь самое страшное, что ей грозит, – это летний месяц в глухой деревеньке, в старом доме на самом краю леса, вдали от друзей и интернета. Только деревня какая-то странная – не отмечена ни на одной карте. За высокими заборами прячутся тихие, будто вымершие, избы. Во дворе Викиного дома в зарослях малины скрывается темный, бездонный колодец, из которого веет необъяснимым ужасом. А в глубине густого зеленого леса затаилось болото, откуда по ночам в деревню приходит оно – или она? – и зовет, и манит за собой. Кому по силам вырваться из его объятий?
8. "Изгоняющий дьявола" Уильям Питер Блэтти
Роман, по которому создана культовая экранизация. Роман, пугающий и заставляющий дрожать. Роман о 12-летней девочке Риган МакНил, чьей душе пришлось бороться за место в своем же тело с…самим дьяволом. Все началось с безобидных приступов психоза, которые лишь слегка пугали маму Риган. Но когда даже лицо и тело Риган начали меняться, а её действия становились необъяснимо жестокими, последним спасением стал святой отец Каррас. Вот только даже он не знал, на что идет, соглашаясь помочь девочке.
9. "Ритуал" Адам Нэвилл
Четверо старых университетских друзей решают отвлечься от повседневных забот и отправляются в поход: полюбоваться на нетронутые человеком красоты шведской природы. Решив срезать путь через лес, друзья скоро понимают, что заблудились, и прямо в чаще натыкаются на странный давно заброшенный дом со следами кровавых ритуалов и древних обрядов, а также чучелом непонятного монстра на чердаке. Когда им начинают попадаться трупы животных, распятые на деревьях, а потом и человеческие кости, люди понимают, что они не одни в этой древней глуши, и охотится за ними не человек. Только они еще не знают, что правда о том, кто их преследует, гораздо страшнее, чем им казалось, и в этих лесах есть вещи похуже смерти.
Текст содержит ненормативную лексику.
10. "Вьюрки" Дарья Бобылёва
Скрыться на время от безумия внешнего мира среди уютной зелени – мечта, сладкий сон… кошмар!
Что, если ты НИКОГДА не сможешь покинуть свою дачу?
Связи нет, дорога упирается в лес, соседи ведут себя странно, и лето – чертово лето! – никак не кончается…
Вот такую хуцпу представители золотого миллиарда скармливают всем остальным. Будьте осторожны!
Формально, я её ещё не прочитал - но накал такой, что не могу молчать!
Итак, Крис Скиннер. Цифровой Человек. Четвертая революция в истории человечества, которая затронет каждого (Манн, Иванов и Фарбер, 2019)
Автор – обозреватель финансовых рынков, что накладывает неизгладимый отпечаток на её содержание. И не удивительно, что хвалебное предисловие написала «финтех-евангелист Кейт Щеглова».
ну и дальше автор жжот напалмом
С. 25 – Джек Ма, Марк Цукерберг, Билл Гейтс и другие лидеры, обладающие практически всеми активами этой планеты *, едины в понимании того, как добиться глобального охвата финансовыми услугами и побороть таким образом бедность: каждому жителю планеты нужен доступ к микрокредитам, микросбережениям и микрострахованию. Эти планы уже воплощаются в жизнь.
*Таковы данные Всемирного экономического форума — 2017. По его итогам Oxfаm опубликовала отчет, согласно которому восемь человек обладают таким же суммарным состоянием, как и 3,6 млрд человек, составляющих беднейшую часть населения Земли.
– вот что всех спасет: микрокредитование! А то, что 8 человек жрут как 3,5 миллиарда у автора никаких возражений не вызывает!
С. 28 – “ Юваль Ной Харари, авторитетнейший специалист по истории человечеств”
– ну, собственно, после этого книгу можно закрывать. Если гомосек с мадагаскарскими тараканами в голове – «авторитетнейший специалист» для автора, то о чем ещё тут можно говорить?!
С. 31 – любопытный комментарий редактора книги:
Автор ошибочно помещает в шумерский пантеон западносемитское божество бури и плодородия Баала и аккадскую богиню плодородия, любви и войны Иштар. Шумеры поклонялись Инанне, богине физической любви, красоты, войны и борьбы, а также плодородия.
С. 32 - «Инновации в этой сфере уже возникали: банкиры Медичи изобрели документарные операции»
- Как вам такое, тамплиеры?!
С. 34 – «Давайте вернемся в недавнее прошлое и поговорим о том, как началась эпоха интернета. Некоторые возводят ее к Алану Тьюрингу, машине «Энигма» и тесту Тьюринга либо даже к 1930-м годам, когда польское Бюро шифров впервые декодировало тексты немецкого военного ведомства, созданные на машине «Энигма»»
– чего, бля???
в общем, с неослабевающим интересом читаю дальше!
Схватить и прокрутить!
...Подразумевается, что писатель - это такой массовик-затейник по системе "всё включено". Который должен на первой строчке схватить читателя за яйки.
В общем-то, трудно не согласиться с Л-ко хотя бы по этому пункту:
...Подразумевается, что писатель - это такой массовик-затейник по системе "всё включено". Который должен на первой строчке схватить читателя за яйки.
Меня тоже гложет ощущение, что совокупность «писателей» уже приучила аудиторию, что произведение должно начинаться примерно так:
«Я проснулся с кляпом во рту, окровавленным ножом в руке и чьим-то хуем в жопе, лёжа на полу в обнимку с расчленённым трупом в незнакомой комнате без окон и дверей, и узрел у себя перед носом бомбу с догорающим фитилём и записку: «Если не разрулишь всю эту хуйню до конца 1-го тома – тобi пiзда!»
(Читатель заинтригован, предвкушает превозмогание и нагибание!!!)
Тогда как какого-нибудь «Властелина колец», где сперва на доброй сотне страниц описываются буколические пейзажи Шира, и лишь потом намечается подобие завязки сюжета, нынешняя публика не осилит, сломавшись уже на третьей странице...
(с)
Схватить и прокрутить!
...Подразумевается, что писатель - это такой массовик-затейник по системе "всё включено". Который должен на первой строчке схватить читателя за яйки.
С. Лукьяненко, "Линия Грёз" 
Первые три абзаца.
Больше всего Кей не любил детей. Сказалось ли на этом его собственное детство в приюте «Новое поколение» на Альтосе, неизвестно. Как бы там ни было, он никогда не задерживался на одной планете больше девяти месяцев. На тех планетах, которые во время Смутной Войны прошли фертильную обработку и честно служили поставщиками пушечного мяса для Империи, он не задерживался более четырех с половиной месяцев.
Кроме этого, Кей не любил, когда его убивали. Порой это было крайне болезненно и всегда связано с немалыми тратами. А деньги Кею были нужны. Он любил свой гиперкатер – требующий дорогостоящего ухода, женщин – не требующих столь многого, вина Империи и Мршанской ассоциации, запахи работы старых клаконских мастеров и те удовольствия прочих рас, которые способен понять и выдержать человек.
Сейчас две его антипатии сложились воедино. И самым неприятным было не то, что его собирался убить ребенок, из-за ребенка и одним из самых неприятных способов. Беда была в том, что Кей не успел оплатить продление аТана.
А это, как известно, фатально.
Меня тоже гложет ощущение, что совокупность «писателей» уже приучила аудиторию
Да, Сергей Васильевич, кавычки смотрятся очень самокритично 
Вы здесь » Беседка ver. 2.0 (18+) » Литературная страничка » Что нынче почитать можно? - 2