Этот же фокус передо мной проводили с ведром бензина!

Вечный

Довольно-таки давно, когда я ещё ходил в школу, класс, эдак, в пятый, жил в нашем районе один старик. Старик был беззубый, сгорбленный и передвигался с трудом, подволакивая ногу. Тогда он обыкновенно побирался на базаре, как и многие старики, не сумевшие приспособиться к послеперестроечной жизни. Зимой он носил лохматый чёрный тулуп и треух, а в тёплое время года — коричневый пиджак с медальками, число и расположение которых час от часу менялось. Его частенько видели у школ и детских садов, где старик останавливался, совершая променад, и вглядывался в окна. Если же детвора выбегала на улицу — во время прогулки, или же на переменку — дед оглядывал разношерстную толпу и улыбался беззубым ртом.

В постсоветское время, особенно весной или летом, такая картина не вызывала никакого негатива, а тем более — страха. Старичок немощный, да ещё и ветеран (медальки же!), внучка высматривает, или просто детворой умиляется. Да и мне, двенадцатилетнему мальцу, тогда этот дед казался не более чем странненьким. Ну, ходили среди пацанов слухи, что он, мол, колдун. Ну да для детворы тогда каждый второй старик был колдуном, а каждая встречная «не своя» бабулька — ведьмой.

Иногда, правда, у дедка случались обострения. То ли старческий разум помутился, то ли одолевали его какие-то свои воспоминания, но старый то и дело высматривал кого-то в толпе ребятишек, улыбался, покачивая головой, и грозил пальцем, глядя куда-то в пустоту. В такие моменты оказаться на месте ребёнка в такой компании, наверное, было бы жутко. Стоит чужой дедушка, пальцем тебе грозит: «Ну-ну-ну, не балуй»… Бррр…

Шли годы, я перешёл в другую, более престижную школу, ездил на занятия в другой район, и старикашка как-то почти устранился из моей памяти. Не встречался он мне долго. И вот, как-то раз, помогая своему деду стеклить балкон, я снова увидел того самого старика, ковыляющего по дорожке между домов. Дедов балкон (кстати, о деде где-то тут есть отдельная история) выходит на детский сад, в который когда-то ходил и я. И вот, шаркая непослушными ногами и стуча по асфальту клюкой, под звон своих разномастных медалек и значков, тот самый странный старичок подходил к детскому заведению…

На улице, около павильонов, шумно играли дети: бегали, прыгали, копались в песочнице и съезжали вниз по отполированной поколениями детских задниц горке. В бетонных клумбах благоухали поздние цветочки, а над ними кружили сонные пчёлы. Старичок остановился у забора, и с интересом наблюдал за детьми сквозь выкрашенную зелёной краской сетку-рабицу. Потом его голова закачалась из стороны в сторону, и он погрозил кому-то из ребят длинным, узловатым пальцем. Постояв так ещё пару минут, старик пошаркал своей дорогой…

— Эй, ты чего, заснул, что-ли? — Ткнул меня локтем под рёбра мой дед. — На вот, раму придержи!

Я стряхнул с себя нахлынувшие воспоминания, и стал помогать деду.

— Слушай, дед, — кивнув в сторону медленно удаляющейся фигуры странного старикашки, сказал я, — а кто это такой?

— Это? — Дед постучал молотком по шляпке гвоздя, ловко вгоняя его в сосновую доску рамы. — Это вечный дед, бесов друг.

— А как это? — Не унимался я.

— А вот так. Слушай, ты работай давай, а не разглагольствуй!

Не в силах добиться от деда более вразумительной версии происхождения странного старика, я вернулся к остеклению балкона. Мысли мои на тот момент занимали в равной степени и оконная рама, и странный субъект, бродящий по району уже шут знает сколько лет. Тем же вечером я спросил о странном старике у матери, и она мне точно так же сказала: «Вечный дед». Она ещё добавила, что старикашка внешне никак не меняется: что в бытность её студенткой, что сейчас. Всё та же одежда, всё те же повадки, всё то же лицо в морщинах, всё та же беззубая улыбка и медальки на коричневом пиджаке…

Прошло ещё пару лет, и снова я потерял странного старика из виду. То ли не пересекались наши с ним пути, то ли я просто перестал обращать внимание на людей на улице. В общем, так и стёрся бы из памяти этот чудной человечек, если бы не попал я в больничку.

Тем летом я попал в травматологию. Повздорил не с тем человеком, выбил ему зубы, за что был избит арматуриной в подъезде собственного дома. Сломали мне два ребра и руку, и что-то в моих рёбрах не устроило местных айболитов, решили они меня оставить на неделю-другую в стационаре — понаблюдать.

Отделение было самым обычным. Длинный коридор, посредине, в своеобразной нише — пост дежурной медсестры, холодильники, допотопный телевизор «Фотон», и скрипучий старый диван «для отдыха» между двух исполинских фикусов; по обе стороны коридора, за белыми дверями с номерками — общие палаты, рядышком с постом сестры — послеоперационная. Ну а рядом с послеоперационной была, как её окрестили пациенты, «подмывочная» — помещение с двумя ванными, в котором, помимо того, хранились подкладные судна, клизмы, вёдра и всякая прочая утварь гигиенического назначения. Напротив подмывочной был туалет общего пользования и процедурная. В общем, картина для большинства когда-либо попадавших на стационарное лечение довольно обычная.

Однажды, уже под вечер, в послеоперационную палату привезли какого-то старичка. Сказали, из реанимации перевели. Я момент доставки болезного пропустил, так как общался с заведующим после вечернего обхода, надеясь получить долгожданную «амнистию», и отправиться, наконец, домой — смотреть киношки на компе и кушать домашний борщ.

Медсёстры, охая и делая печальные лица, обсуждали пациента из послеоперационной:

— Это ж какими надо быть уродами! Дедушку избить!

— Ой, и не говори, Галка! Сама их убила б!

— А что Викторович (завотделения наш) говорит? Жить будет?

— Да кто его знает… дедушка в сознании пока, на обезболивающих. Только в потолок смотрит, да кому-то пальцем грозит иногда. Бредит…

Пальцем грозит, значит… У многих пациентов в душе вскипал праведный гнев на обидчиков нового соседа. Одни порывались посетить старика, невзирая на стойкие протесты сестер, и допросить его на предмет личности нападавших. Главным двигателем благородного порыва был Павел Богданович — бывший милицейский следователь. Иным же было фиолетово: кому — по состоянию здоровья (сильно попереживаешь за кого-то, когда у самого череп не совсем цел и спиц в костях больше, чем кальция), а кому — просто так, было пофиг на всё. Я же придерживался середины, но уж очень мне эта фраза про палец не нравилась. Всплывали детские воспоминания о странном старике, улыбавшемся беззубым ртом, и грозившем детворе тем самым узловатым пальцем.

Прошло двое суток с момента поступления нового больного. Сёстры всё так же охали и возмущались, Богданович просьбами, хитростью и угрозами пытался получить у Викторовича разрешение допросить пострадавшего — впрочем, безуспешно. В отделение приходили коллеги «дяди Паши» по погонам, и даже пообщались со стариком минут десять за закрытыми дверьми, после чего быстро удалились. Меня всё так же держали в отделении «до выходных», которых я ждал с нетерпением. Был вечер четверга…

Когда стемнело, отделение начинало отходить ко сну. В третьей палате мужики шумно резались в карты, комментируя каждый ход сочными конструкциями в несколько уровней. В четвертой уже храпела какая-то тучная старуха, сотрясая децибелами стены. В пятой я читал книжку, а мой единственный сосед, мальчишка лет 13, играл в какую-то нехитрую игру на стареньком телефоне. На посту пожилая медсестра Лидия Васильевна разговаривала по телефону, раздавая ценные указания мужу, оставшемуся наедине с малолетним внуком. Где-то в глубине коридора пиликало радио.

Ближе к ночи звуки затихали: первым, прямо посреди очередного раунда в «тетрис», уснул мой сосед. Мужички начали расходиться по койкам, утолив свою жажду азарта. Даже храпящая пенсионерка убавила громкость до пригодного для жизни уровня. Утомлённые чтением, мои глаза начали закрываться, и я провалился в сон.

Среди ночи я ощутил зов природы. Поначалу я пытался его игнорировать, так как подниматься с койки и переть по тёмному коридору в общий туалет и обратно казалось равносильно крестовому походу или полёту в космос. Моя палата считалась «лёгкой», для ходячих больных, и отдельного санузла в ней не было. Точнее, когда-то был, но потом его не стало: в комнатушке с писающим мальчиком, нарисованным на двери, оставили только раковину, но, пардон, мочиться туда, где моешь посуду, я считаю ниже человеческого достоинства. Поэтому, проворочавшись еще пару минут, я решился на подвиг, и спустил ноги с кровати, просунув их в холодные тапки. За дверью послышался поворот ключа в замке и бойкие шаги Лидии Васильевны: значит, свет есть хотя бы на сестринском посту, и в полном мраке пробираться к спасительной комнатушке не придётся.

Я оказался прав — на посту горела настольная лампа, и Лидия Васильевна обернулась на звук открываемой мной двери палаты. Вид у неё был озабоченный и несчастный.

— Добрый вечер. — Хрипло пробормотал я, вяло плетясь в сторону клозета.

— О! Хорошо, что ты не спишь. Мне как раз помощь надо на минутку. Подойдёшь?

— Я… щас вот, — памятуя о народной истине: «Главное — не добежать, главное — донести», я мигом смотался в туалет и обратно. За всё это время Лидия Васильевна не сдвинулась с места, и стояла, опершись кулаками о ветхий письменный стол.

— Всё? Ну, тут такое дело: дед, — медсестра кивнула в сторону послеоперационной палаты, — преставился этот. Сейчас каталкой приедут в холодильник забирать, а там, на коридоре, света нет, так я схожу встречу. Ты, это, посиди пока на посту, ладно? Я недалеко, дверь отделения открыта, так что кричи если что. Понял?

— Да понял, ничего ж сложного.

Усевшись на продавленный сестринский стул, я стал разглядывать предметы на столе: вот календарик со смешными котятами, ручка с фамилией какого-то депутатика, увесистая амбулаторная карточка Богданыча. Откуда-то из недр этажа запиликал мобильник, Лидия Васильевна с кем-то поговорила, и крикнула:

— Я на этаж ниже спущусь, ты сиди пока, понял?

— Ага! — Крикнул я и потёр пальцами глаза, чтоб как-то взбодриться.

Медсестры не было где-то минуты три, когда я услышал из подмывочной тихий свистящий звук и отчётливый «бульк», последовавший за ним. Стальная ванна, из стока которой, скорее всего, и происходил звук, усилила его, и эхо разнеслось по этажу. Сонный, я не обратил на него особого внимания. Потом о кафельный пол громыхнули стальные судна. От неожиданности я подпрыгнул на стуле: в санитарной комнате определенно происходила какая-то возня, и в глубине души я возблагодарил богов за то, что успел сходить по нужде.

Списав шорохи и редкие стуки, исходившие из подмывочной, на крыс, я немного успокоился. Я-то был ни при чём, и бояться мне, по сути, было нечего. К тому же в четвёртой палате снова громогласно всхрапнула тётка, вернув меня из мира пугающих домыслов на землю. Я даже улыбнулся своей разгулявшейся было фантазии. Но тишину ночи разорвал скрежет металла о пол. Кто-то как будто возил по кафелю жестянкой, и два скрежещущих звука следовали один за другим. Набравшись смелости, я перегнулся через стол и выглянул из-за угла.

Из дверного проема подмывочной торчал бесформенный фрагмент чего-то чёрного, более тёмный на фоне неосвещённого коридора. Я протёр глаза, и тень исчезла. Хмыкнув, я ещё пару секунд всматривался во тьму коридора, и вот, когда уже собирался отвернуться, на устланный линолеумом пол коридора с глухим металлическим стуком выпрыгнуло существо. Сказать, что я оцепенел, значит не сказать ничего. Я смотрел на странное видение, будто кролик на удава. Длинное, тощее и угловатое, «это» было абсолютно чёрным на фоне тёмного помещения. Оно двигалось, замысловато подёргиваясь, будто радостно танцевало. Его «руки» не имели определенной формы и походили на лоскуты чёрной ткани, которыми оно размахивало вверх и вниз, как птица крыльями. «Ноги», которыми существо дрыгало, ритмично пиная воздух, состояли, казалось, из одних суставов и были «обуты» в два металлических судна. «Голова» по форме походила на перевёрнутый цветочный горшок. Тварь подпрыгивала и вертелась на месте, как будто радовалась удачной и весёлой затее с суднами.

Мои коленки тряслись, как трясётся самый распоследний осиновый лист на ветке холодным ноябрьским вечером. Я стоял, освещённый настольной лампой, и не мог пошевелиться, наблюдая дьявольскую пляску непонятного существа. Я был не в силах даже ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это сон. Половицы под линолеумом ходили ходуном, предметы на столе подпрыгивали, и странным было то, что никто из пациентов отделения не просыпался и не спешил выходить из палат. Внезапно что-то цокнуло о пол под моими ногами. Скорее всего, со стола скатилась депутатская агитручка. Существо прекратило плясать, и повернуло «голову» на звук. Я судорожно сглотнул, сердце больно колотилось о поломанные рёбра, а рука под гипсом немилосердно чесалась.

На меня из глубины «горшка» уставились два разных по размеру и абсолютно белых глаза. Лишенные век, зрачков и какого-либо выражения, холодные рыбьи глаза существа походили на перламутровые брошки. «Оно» издало противный звук, больше всего похожий на сдавленный хрип, в котором сквозила вопросительная интонация. Сердце моё сжалось до размеров макового зёрнышка. Тварь внимательно осматривала тёмное помещение, вертя головой из стороны в сторону, но, казалось, не видела меня. Секунды казались вечностью. Наконец, потеряв ко мне интерес, существо «мяукнуло» (никак иначе описать этот звук не получается), несколько раз подпрыгнуло, переступая с ноги на ногу, захлопало в бесформенные «ладоши» и прыгнуло сквозь дверь послеоперационной палаты. Судна, в которые оно было обуто, ударившись о выкрашенное белой краской дерево, лязгнули о пол.

Страх придал мне сил. Я неведомо как перепрыгнул сестринский стол, метнулся к своей палате, рывком открыл и тут же захлопнул дверь. Изнутри палата не запиралась, и мой разум лихорадочно пытался найти какой-нибудь выход из ситуации. Точно! Туалет в палате! Я открыл дверь, щёлкнул выключателем, и в маленькой каморке тусклым жёлтым пузырём зажглась лампочка. Я защёлкнул шпингалет на двери, забился в угол и обхватил голову руками. За стеной была тишина.

Не знаю, как долго я там просидел, вслушиваясь в каждый шорох. Я снова слышал звон суден и шаги странной тёмной твари, идущей по коридору, вновь обув свои импровизированные башмаки, но на этот раз к стуку и скрежету металла о кафель подмывочной примешивалось отчётливое шарканье ещё одной пары ног. Затем я слышал звук, похожий на стрёкот, издаваемый дельфинами, и какое-то бормотание, после чего громко булькнула канализация, в раковине в моём «убежище» что-то ухнуло, и всё снова затихло. И ещё, кажется, я отрубился.

Утром я проснулся на своей койке. Я лежал на одеяле, на ногах были тапки. В комнатушке с раковиной горел свет, а мой сосед по палате всё ещё спал. Я, должно быть, в полусне перебрался ночью на койку и не помнил этого. В памяти проносились обрывки ужасного наваждения: грохот суден в подмывочной, странная тварь, её белёсые глаза и жуткие, неестественные движения. За дверью моей палаты слышались разговоры, двери процедурной и других палат хлопали, по коридору ходили люди. Я прогнал из головы остатки ночного кошмара, умылся и вышел в коридор.

Пожилая санитарка подметала веником осколки кафеля возле подмывочной, куда молодая медсестричка заносила полдесятка сложенных в стопку суден. Мужики резались в карты, сидя на диване меж двух гигантских фикусов. Завотделением о чём-то беседовал с каким-то дряхлым стариком возле послеоперационной палаты. На вид дедульке было лет сто, не меньше. Я подошёл поближе, раздираемый любопытством.

— …ну и Вы его там заберёте, как родственник. Там Вам бумаги дадут заполнить, — медленно и максимально отчётливо говорил Викторович.

— А вещи? Можно забрать… вещи… папины вещи? — Голос старика был хриплым и одновременно скрипучим, а слова давались ему с трудом. Он зашёлся в приступе отвратительного, булькающего кашля.

— Да, конечно. Пройдёмте.

Они скрылись за дверью палаты, и вскоре Викторович уже помогал старику выносить драные ботинки, засаленные штаны, свитер неопределенного цвета и коричневый пиджачок с хаотично приколотыми на него значками и медальками. В тот момент у меня не оставалось сомнений в том, КТО умер в послеоперационной палате этой ночью. Так и закончилась история нашего местного Вечного Деда. Но вот что за неведомая дрянь приходила за ним той ночью, я до сих пор сказать не берусь. Быть может, мне привиделось. А, быть может, это она прыгала меж детворы тогда, в далёком уже моём детстве, и именно ей старик и грозил пальцем, мол, «не балуй»…

Это произошло 35 лет назад. Кому рассказывал – никто не верил, и я постарался забыть о случившемся. И только в этом году в одной из книг случайно нашёл объяснение данному феномену. Но обо всём по порядку.

В детстве я постоянно болел ангиной. Считалось, что у меня слабые гланды, и врачи предлагали удалить их. Но мама долго не соглашалась, потому что очень боялась за меня. Сама она из детдома, жизнь её была очень тяжёлой, поэтому я, единственный сын, оставался для неё светом в окне. Мой отец был суровым человеком, много работал, и я не помню о нём почти ничего. Он умер, когда я ещё учился в школе.

Тяготы жизни и мои постоянные болезни довели маму до отчаяния, и когда мне исполнилось 14 лет, она согласилась на операцию. Её в то время делали под общим наркозом, теперь применяется местная анестезия. А я был аллергиком, видимо, это и стало основной причиной случившегося.

Последнее, что я помню до операции, – яркий свет операционных ламп. И вдруг ударил ещё более сильный и горячий свет, который ослепил меня даже через сомкнутые ресницы.

А потом я увидел себя со стороны, но это нисколько меня не удивило. Зато хорошо помню своё любопытство. Врач и медсестра были заняты моим телом, а я, будто став невидимкой, наблюдал за ними со стороны. Казалось, что стены стали прозрачными, так как одновременно я видел и маму, которая сидела в коридоре.

Помню ощущение спокойствия, я точно понимал, что вскоре моё парение закончится, операция завершится успешно, я проснусь. А пока решил порезвиться – осмотрелся по сторонам, поднялся выше. Чем выше я поднимался, чем меньше казались врачи внизу, тем шире я видел город: сквер Кирова, реку Ангару, железную дорогу на другом берегу. И тем сильнее ощущал ласковое тепло сверху. Оно казалось настолько сильным и приятным, что я потерял интерес к окрестностям и потянулся вверх, к свету.

И вот наконец-то я дома, где не был несколько лет, но легко узнаю это место. Все рады мне, окружают меня любовью и улыбками. Всё это так пронзительно приятно, что я заплакал бы, если б мог. Но слёз нет, как нет и всего остального. Я ещё чувствовал свои руки и ноги, своё тело, лёгкое как пушинка, но почему-то не видел их.

Я увидел отца, потом бабушку и деда, и купался в их объятиях. Потом я увидел самого себя.

Это действительно я или какая-то часть меня самого? Не брат-близнец, не двойник, а я сам. Я вижу себя, будто в зеркале и двигаюсь туда. И тут же сливаюсь со своим отражением и становлюсь с ним единым целым.

Это трудно объяснить, и когда я раньше пытался рассказывать об этом, то встречал недоверчивую ухмылку и моментально замыкался. Но всё-таки я расскажу всё до конца.

В момент слияния с самим собой меня озаряет вспышка, я вспоминаю всё и начинаю понимать происходящее. На самом деле я, как и все остальные, живу в том, другом, мире. Там мой настоящий дом. А в физическом теле только небольшая часть меня. Истинный смысл моего существования гораздо шире, чем я думал. Душа воплощается в физическое тело только на время, после чего она раз за разом становится всё мудрее. Это как ролевая игра. Ты надел костюм актёра и играешь на сцене свою роль. Кончился спектакль – ты снимаешь костюм и идёшь домой.

Жизнь в физическом теле подобна игре. Иногда она трудна и полна житейских тягот, но в этом-то и интерес. Безоблачное и бестелесное существование в том, другом, мире – оно бесконечно, там нет времени, и это скучно. Поэтому души, как их принято называть, воплощаются в физическом теле, чтобы испытать новые ощущения и приобрести новый опыт. Чем тяжелее их земная жизнь, тем интереснее для них эта игра. И все мы, все души – дети одного Творца, независимо от цвета кожи, вероисповедания и традиций. Только здесь, на Земле, мы разные. А там мы все одинаковы и отличаемся друг от друга только накопленным опытом и количеством физических земных воплощений.

Часто слышу жалобы, что Господу неведомо милосердие, Он якобы не слышит молитв, не утешает в страданиях, отвернулся от нас, а потому Его ругают или не верят в Него. А на самом деле Богу всё равно, верите вы в Него или нет. Пройдёт короткий срок земной жизни, и вы снова окажетесь дома, под Его тёплым, любящим взором. Тяжёлые жизненные испытания даёт вам не Он, вы даёте их себе сами. Вы сами выбрали для себя этот путь, сами выбрали младенца, в теле которого вам предстояло родиться. Испытания и страдания земной жизни дают самое главное: мудрость и опыт. Погибнет тело, но не погибнет душа. Она станет ещё мудрее и светлее и обязательно вернётся домой, где её снова будут окружать любимые родственные души.

Но я отвлёкся. Всё, что я только что написал, открылось мне за доли секунды. Я понял истину, но вдруг «выпал обратно».
Обратный процесс был очень грубым и шокирующим, словно я спящим упал в ледяную воду. Ужас и сожаление охватили меня, но сопротивляться я не мог и уже через секунду снова увидел маму, больницу и врачей. И вот я уже лежу на операционном столе. Лежу и рыдаю безутешно, в голос, с подвываниями и всхлипами. Я просто захлёбываюсь слезами. Врачи удивлённо переглядываются и делают мне укол, а мне не до них. Ведь я в один момент снова лишился всего, остался один-одинёшенек.

Следующие сутки, уже в палате, я улыбался маме и размышлял о произошедшем. Понимал, что должен жить дальше, заботиться о ней. Мне было всего 14 лет, и я никак не изменился. Но одно изменилось точно: теперь я знал, что когда эта жизнь закончится, я снова вернусь домой.

Я знаю и помню очень много информации из того мира и могу рассказывать об этом часами. Но после выписки из больницы постарался не думать об этом. Нелегко обладать информацией, которой невозможно поделиться с кем-то ещё. Друзья мне не верили, и я понял, что никто другой тоже не поверит. Поэтому следующие годы я молчал и жил обычной жизнью.

Женился, вырастил двоих детей, развёлся по обоюдному согласию и через пару лет снова женился. Жить старался праведно, не нарушая библейских заповедей. Жена считает меня идеальным мужчиной и часто называет ангелом. Мне действительно всегда везёт, как и всем, кто меня окружает. У нас с женой прекрасные дети, уже есть одна внучка, у всех нас отличное здоровье, я люблю жизнь и наслаждаюсь ею, ценю каждый её миг. Я живу так, как требует моя душа. Веду вместе с женой успешный бизнес, немалую часть прибыли трачу на благотворительность. Хорошо знаю, как зарабатывать деньги, и они будто сами плывут в мои руки. Причём деньги нисколько не портят меня, потому что они не цель, а средство для достижения наших целей.

Ко мне часто обращаются за советом, поскольку все считают меня мудрым и старым, хотя мне всего 49 лет. Мы живём с женой душа в душу, и наша жизнь совершенно безоблачна. Чтобы не вызывать зависть окружающих, живём несколько уединённо, никак не афишируя себя и свои многочисленные добрые дела, публичность нам не нужна.

Думаю, что наша жизнь так успешна и счастлива именно потому, что я знаю, как нужно жить, как поступать в том или ином случае. В отличие от всех остальных людей я помимо своего жизненного опыта обладаю ещё и опытом предков. Не дедов и прадедов, как принято думать, а опытом моих собственных предыдущих жизней. Этот опыт невозможно передать другим людям, я не могу поделиться им с кем-либо – меня просто сочтут сумасшедшим. Поэтому я не хочу убеждать или поучать кого-то, а просто рассказал то, что посчитал нужным.

Хочу только добавить, что ни одна вера и ни одна религия на Земле не являются истинными. Все они весьма далеки от истины, но это совершенно неважно. Как я уже говорил, Господу всё равно, верите вы в Него или нет, и Ему всё равно, как вы Его называете. Основные истины – «не убей», «не укради» и так далее – они вне религий и едины для всех. Создатель всегда рядом со мной и с каждым из нас, Он всегда поможет и подскажет. Только не все умеют это слышать.

Если ваша жизнь полна тягот и страданий, нужно попытаться осознать, что жизнь – это игра, постановка. Вы играете свою роль по определённому сценарию. Возможно, этот сценарий печален и тяжёл. Но рано или поздно он закончится, не надо этого бояться. Люди боятся смерти чаще всего потому, что их пугает неизвестность или им страшно навсегда расстаться с любимыми и близкими людьми. На самом деле вы с ними не расставались и не расстанетесь впредь. Там, в другом мире, вы с ними по-прежнему вместе, а здесь, на Земле, частички ваших душ играют свои роли и учатся на своих ошибках.

В этом году я узнал, что не один обладаю этим знанием. Это невероятно обрадовало меня и подтвердило, что я в здравом уме. Один человек посвятил свою жизнь изучению этих вопросов и даже написал книгу. Я читал её и убеждался, что всё происшедшее со мной – не вымысел и не причуды моего больного воображения, как мне когда-то сказал один товарищ. Только этот учёный посвятил исследованиям всю свою жизнь, а мне информация была дана за какие-то доли секунды. Книга называется «Путешествия души», автор Майкл Ньютон. Я не имею к ней никакого отношения, могу только посоветовать её широкому кругу читателей, потому что в ней есть ответы практически на все вопросы. Особенно она была бы полезна людям, которые тяжело переживают смерть близких или сами тяжело больны и их страшит неизвестность. Мир, созданный Творцом, гораздо шире, чем любая отдельно взятая вера.

Безусловно, большинство читателей не поверят моему рассказу, и это нормально. Я этого и не жду, потому что чужой опыт – это вовсе не опыт. Каждый должен сам пройти свой путь. Независимо от веры, все человеческие пути параллельны, все они, в конце концов, приведут нас домой, к Творцу, создавшему наши бессмертные души.

Однажды я засиделся в гостях у друзей допоздна. Пришлось вызывать такси. Машина подъехала быстро, водитель представился Игорем и спросил куда поедем.
До дома мне было ехать далеко. Было видно, что Игорю хотелось с кем-то пообщаться, поэтому он завел непринужденную беседу. Оказалось, что он любитель всего загадочного и мистического, поэтому мы нашли общий язык. Он был хорошим рассказчиком и всю дорогу рассказывал истории.
Игорь работал в ночную смену и зачастую ему приходилось возить нетрезвых пассажиров. По словам Игоря, если человек долго и крепко пьет – у него постепенно стирается грань между мирами. Причем таксисты, официанты и проститутки наиболее близки к этой грани. За годы работы Игорь сталкивался с самыми разными людьми.

1. Неделю назад ему пришлось подвозить странную женщину. Она была средних лет, на ней была длинная черная юбка и черный же платок на голове. Обычно так одеваются, когда собираются на похороны. Женщина вышла из подъезда, неся в руке что-то вроде чемодана или сумки, покрытое тканью. В салон она это класть не захотела и попросила открыть багажник. Внезапно изнутри послышались звуки, похожие на карканье птицы. В ответ на недоуменный взгляд Игоря женщина объяснила, что это птичья клетка, даже приподняла ткань. Внутри клетки сидела черная ворона.
Не менее странным оказалось и место следования. Женщина попросила ехать к местной церкви - и это в два часа ночи. Приехав и выйдя из машины, женщина расплатилась, взяла клетку, зашла во двор темной неосвещенной церкви и скрылась в темноте. Звука открываемой двери храма Игорь так и не услышал. Потом пару раз прокаркала ворона и все стихло.

2. Недавно ночью поступил очередной заказ. К Игорю сели двое мужчин, обычного вида и ничем не примечательных. Один сел на переднее место, второй расположился сзади. У того, что сзади, на коленях лежал небольшой черный чемодан. Адрес назначения был мягко говоря странноватым. В час ночи этим людям понадобилось ехать на кладбище.
Половину дороги эти двое молчали, хотя чувствовалось, что они напряжены и на нервах. Игорь пытался завести беседу, но они сразу давали понять, что не хотят общаться. Типы были мрачные и с хмурыми лицами.
Вдруг из чемодана послышались какие-то звуки. Это были стуки, которые раздавались с неравномерной ритмичностью. Как будто кто-то стучал в дверь с разными интервалами. Потом оттуда стали доноситься звуки, напоминающие скрипучий смех или что-то в этом роде.
Эти двое типов аж подпрыгнули на своих местах. Тот, что сидел на переднем сидении, обернулся и злобно уставился на другого. Тот с виноватыми глазами говорил дословно следующее: «Ничего не понимаю. Я обычную дозу делал». Что это означало – Игорь так и не понял.
Внезапно они попросили Игоря остановиться и сказали, что дальше не поедут. Быстро расплатились и вышли из машины. Потом чуть ли не бегом скрылись в темноте дворов.

3. Однажды ближе к полуночи поступил заказ. Игорь подъехал к нужному дому и стал ожидать клиента. Клиентом оказался малолетний пацан лет 12-15, с простецким лицом и добродушными глазами. Денег у него не было, но он слезно просил довести его до нужного места. А там, мол, дедушка расплатится. Мальчик набрал на мобильнике номер деда, и тот заверил Игоря, что рассчитается без проблем. Ехать предстояло в пригород, в местный поселок. Паренек сел на переднее сидение, пристегнулся, и они поехали.
Через какое-то время они выехали за город. Иногда на этом участке дороги стоят голосующие, но такое бывает редко. Поэтому Игорь удивился, когда среди ночи в свете фар увидел голосующего мужика, стоящего у обочины. В руке он держал купюру, подтверждая свою платежеспособность.
Еще больше Игорь удивился от реакции мальчика. Парень явно чему-то испугался и стал просить его не останавливаться. Он просто умолял со слезами в голосе. Игорь и сам не собирался подбирать стопщика, потому что это как бы не положено. Но такая бурная реакция мальчишки его удивила.
Через полминуты он увидел еще одного голосующего, тоже с деньгами в руке. А потом еще одного. Парень реагировал все так же – волновался, умолял не подбирать их и явно нервничал. Игорь успокоил его и сказал, что не собирается никого брать. Он и сам недоумевал по поводу происходящего.
Наконец они доехали до поселка и нужного дома. Дед сидел возле дома на лавочке и обрадовался, увидев внука. Он без проблем расплатился с Игорем и пожелал удачной дороги. Дед с внуком сели на лавочке и стали оживленно общаться.
Игорь стал отъезжать. На поселковых улицах не было освещения, и только у двери дома горел фонарь. То, что увидел Игорь в зеркало заднего вида, повергло его в шок. Хоть освещение и было тусклым, но он ясно видел отражение смеющегося деда. Мальчишка же в зеркале не отражался, его как будто не было. Игорь не верил своим глазам.
Удивленный такими событиями Игорь поехал обратно. Он списал все на переутомление и недосып. Надо же было найти рациональное объяснение.

4. Около месяца назад ночью в машину села девушка. По лицу было видно, что она чем-то расстроена. Она назвала вполне обычный адрес на другом конце города. Ехать предстояло долго.
Через несколько минут дороги Игорь стал замечать нечто странное. А именно – за автомобилем бежала непонятная собака. Она агрессивно рычала и гавкала на автомобиль. Собака была немаленького размера и внешне напоминала большого питбуля с неестественно вытянутой мордой. Естественно, она не могла угнаться за автомобилем и оставалась позади.
Поначалу Игорь не придал этому особого значения. Однако дальше события развивались не менее странно. На некоторых светофорах приходилось притормаживать. И тут же непонятно откуда выныривала та же самая собака, словно она перемещалась в пространстве. Игорь не мог дать адекватного объяснения этому факту – собака явно не могла преодолеть таких расстояний. Собака даже опиралась передними лапами на капот стоящего автомобиля. Она заходилась лаем и были видны ее здоровенные клыки.
Девушка, судя по всему, тоже заметила странную собаку и явно нервничала. Хотя ее реакция была необычной. Словно она боялась не животного, а чего-то другого. В ответ на испуганные слова Игоря про собаку она пролепетала что-то типа: «Да, да…преследует». Девушка ерзала на сидении и взволнованно смотрела по сторонам в окно и назад.
Потом она достала мобильник и стала набирать номер. Затем она слезливым голосом сказала кому-то дословно следующее: «Я же все сделала. Почему это продолжается?». Некоторое время она молчала и слушала кого-то по телефону, потом отключила связь. После всего этого Игорь с удивлением отметил, что собака больше их не беспокоит и куда-то пропала. Словно ее и не было. Автомобиль ехал по дороге и никаких собак больше не отмечалось.
Беседу с Игорем девушка не поддержала и до конца поездки, молчала с хмурым и грустным выражением лица. Доехав до нужного места, она расплатилась и ушла.

5. Пару месяцев назад в машину сел мужчина средних лет, неплохо одетый, в очках и с задумчивым видом. Было около полуночи. Адрес мужчина назвал необычный. А именно название автобусной остановки, которая располагалась в пригороде в лесу, между местными поселками.
Ехать предстояло достаточно долго. Игорь достаточно хорошо знал дорогу и неоднократно ездил в этих местах. Однако он с удивлением для себя отметил, что потерял нужный маршрут и дезориентирован. Дорожный навигатор на смартфоне вел себя необычно и выдавал нетипичные данные. Он показывал, что машина находится на другом конце города. Потом выдал, что они находятся вообще в другом городе. И наконец машина просто перестала обнаруживаться.
Заворачивая в привычные переулки, Игорь почему-то постоянно выезжал на объездную дорогу, хотя нужно было на главную магистраль. Пару раз выяснялось, что они едут по встречной полосе в противоположном направлении. Такого в принципе не могло быть. Игорь не мог дать объяснения этому. Он успокаивал себя тем, что из-за недосыпа и нервов изменилось восприятие реальности. Хотя такого он за собой не замечал.
Немногочисленные машины, встречающиеся им, тоже вели себя необычно. Поворотник на автомобиле показывал в одну сторону, а водитель поворачивал в другую. Иногда включался аварийный сигнал, но автомобиль спокойно продолжал ехать дальше.
Аномальные вещи происходили и в салоне. Помимо неисправного навигатора, вдруг стали сами включаться дворники. Радио само по себе меняло частоту. Словом, техника вела себя необычно.
Но все-таки кое-как Игорь доехал до нужного места. Это был лесной массив, сбоку от дороги чернели деревья, а над головой были яркие звезды. Неподалеку была заправка.
Тут Игоря ожидал очередной сюрприз. По счетчику оказалось, что они проехали всего 50 метров. Игорь с недоумением и растерянностью сказал об этом пассажиру. Мужик почему-то начал суетиться и волноваться, хотя это не была его вина. Потом он спросил, какая сумма на самом деле требуется и без проблем все оплатил. После чего попрощался и пошел прямо в лес, подсвечивая себе мобильником.
Удивленный Игорь сел в машину и поехал обратно. Он решил заехать на заправку, чтобы купить сигарет. Выйдя из автомобиля, он случайно посмотрел назад на лес и обомлел. От верхушек деревьев до самого неба ясно был виден световой столб, голубоватого мерцающего света. Столб переливался разными оттенками. Он наблюдался недолго, секунд десять, потом пропал и больше не появлялся. Игорь предположил, что это был какой-то природный оптический эффект наподобие радуги.

Слышали когда-нибудь древнюю как сами знаете что мамонта легенду про “Бухту Кэндл”? Если кто не в теме, речь о таинственной передаче на ТВ, достоверных упоминаний о которой не найти почти нигде, но некоторые люди, порой вспоминают, что в детстве не пропускали ни одного выпуска. Вокруг “Бухты”, одно время, ходила масса довольно жутких слухов на грани бреда, но тот факт, что тысячи людей в один голос твердят, что знают о чем речь, уже сам по себе заставляет задуматься. Что это? Массовое помешательство, фейк, флешмоб? Или, может, ткань мироздания дает сбой, и реальности, время от времени, просачиваются друг в друга словно сок чайных листьев, растворяющийся в кипятке сквозь стенки пакетика “Эрл Грей”? Впрочем, разговор не про “Бухту Кэндл”. Может как-нибудь расскажу и про нее. К чему я вообще? Ну, то, что я хочу вам поведать, вызывает у меня стойкие ассоциации с феноменом того злополучного шоу. Правда, если городская легенда вызывает мурашки скорее из-за своей неизвестности и недосказанности, то в том, что я расскажу ниже куда больше конкретики и пугающих подробностей.

Итак, произошло это в конце нулевых. Таким историям самое место на зловещих и мрачных окраинах города, но нет. Данные события имели место почти в самом центре Новозарьевска.

В простой, но добротной панельной девятиэтажке напротив станции метро “Тополево” жила пара пенсионеров далеко за семьдесят. Супруги жили мирно, ни с кем не конфликтовали и никакой мистики в их быту места не было. Время от времени к бабушке с дедушкой заглядывал уже взрослый внук на пирожки или борщ, старик убивал свободное время резьбой по дереву, выстругивая няшные фигурки и статуэтки, а бабуля, ну она занималась обычными делами для бабули: сплетничала с соседками, иногда пилила муженька по поводу и без, прибиралась, да втыкала в подаренный внуком телевизор.

Старики, как и большинство людей пожилого возраста, крайне неохотно соглашались отказаться от старых привычек. Они долго мялись прежде чем внучку удалось уговорить их выбросить пожелтевший дисковый телефон и пройти ликбез по пользованию недорогим китайским смартфоном, который заботливый родственник преподнес им в дар. Ну и, конечно, какой пенсионер откажется от радио? Вот и у пожилой четы нехитрый приемник по инерции занимал почетное место в доме. Белая пластмассовая коробка с парой затертых крутилок и уходящим куда-то за шкафы проводом привычно стояла в углу кухонного стола и заполняла пространство помещения своим мерным, еле слышным шумом.

Внучок у стариков раньше бывал довольно часто. В детстве мальчуган проводил у них даже больше времени, чем дома. Родители, естественно, вечно были на работе, так что старики забирали парня из садика, потом из школы. Каждые каникулы он обязательно гостил у предков хотя бы пару дней, а на новый год оставался на целую неделю. И все эти годы приемник всегда стоял на кухонном столе, включенный почти на минимальной громкости. Сквозь потрескивание помех в подсевших колонках иногда пробивались голоса ведущих, мелодии каких-то скучных песен или отрывки образовательных программ. У маленького мальчика радио вызывало примерно такой же интерес, как курс термодинамики у студента первокурсника театрального училища, однако, однажды, уже став взрослым и относительно состоятельным мужчиной, внучок заметил одну странность.

Молодой человек(звали его, к слову, Егор) заглянул к бабуле по пути с работы, дабы посидеть часок-другой мирно и лампово беседуя ни о чем. Дед уже два года как скончался, так что старушка теперь жила в полном одиночестве. Родственники, как могли, поддерживали женщину и та, благодаря искренней заботе близких и врожденной силе духа, с трудом, но сумела пережить горе и продолжить нормальную жизнь. Внук и бабушка сидели за обеденным столом, пили чай, закусывали печеньем и обсуждали семейные дела. Разговор показался бы стороннему наблюдателю сущей скукой, но, знаете ведь как это бывает. Милая и расслабленная беседа о том, что уже сто раз обсуждали, иногда работает лучше любого успокоительного.

И вот, когда уже была дана оценка сильно пьющему дядюшке и поздно родившей тете Оле, динамик радиоприемника издал негромкое шипение и разразился позабытым, но легко узнаваемым голосом:

- Внимание, говорит Москва! Передаем важное правительственное сообщение, граждане и гражданки Советского Союза, сегодня в 4 часа утра…

Егор чуть было не поперхнулся только что залитым в ротовую полость чаем и удивленно уставился на радио. Бабуля раздраженно покосилась на брюзжащую коробку и, крутанув регулятор артритными пальцами, убрала звук дабы поделиться с внуком очередной скандальной новостью про склочную соседку со второго этажа.

Левитан, внезапно ворвавшийся в диалог родственников, скоро вылетел из головы Егора, однако в следующий свой визит к бабушке он снова вспомнил про странный радиовброс и решил разузнать подробнее.

Старушка, естественно, уже и забыла про экстренное сообщение почти вековой давности, внезапно прорвавшееся в эфир любимой станции “Дуга 4”, однако ничего особенного в этом событии не увидела. Да и сам Егор, проторчав у приемника с пол часа и, с любопытством юного натуралиста, вслушиваясь в звук передачи вперемешку с помехами, пришел к выводу, что станция, похоже, какого-то исторического характера или типа того. Темы там все больше были мягко говоря не актуальные. Ведущие обсуждали полет в космос, а затем включили какой-то шлягер Магомаева.

Егору не то чтобы стало очень интересно, но пару раз он все же пытался нащупать ту самую волну на автомобильной магнитоле, однако ничего не вышло. Либо промазал, либо домашний приемник ловит какой-то свой диапазон недоступный для мобильного. В интернете про “Дугу 4” тоже ничего не нашлось. Егор, правда, не особо то и искал, однако пару раз он все же терроризировал поисковую строку перед сном. Та, в свою очередь, выдавала только ссылки на какие-то непонятные приборы для спорта, парники, да на систему раннего обнаружения пусков баллистических ракет где-то на постсоветском пространстве. Молодой человек решил, что станция, возможно, просто крутит записи старых выпусков(эдакие подкасты в виде голоса из прошлого), отсутствие информации легко объяснить ее локальностью. Наверняка вещает регионально, в лучшем случае, поэтому и в этих ваших интернетах не слова. Ну, а название. Что ж, бабуля вполне могла что-то напутать.
Передачи на тему войны, отчетов о пятилетках и крушении строя крутили на “Дуге” регулярно и, каждый раз когда Егор гостил у родственницы, он почему-то делал звук потише. Ему не хотелось отвлекаться от общения, но была еще одна причина. Молодой человек не признавался в этом даже самому себе, но он боялся. Боялся не чего-то конкретного, а в целом. Его напрягала гнетущая и какая-то роковая атмосфера, заполняющая кухню при звуках помех и голосов давно почивших людей.

Через несколько лет бабушка умерла. Не от ужасающего радиосигнала или внезапно заспавнившегося в ее квартире монстра. Ее убил враг куда опаснее и древнее фантастических порождений зла. Ее убила старость.

Егор, конечно, долгое время горевал по любимой старушке, но время, как известно лечит. Правда, не все и не всегда, но в этот раз помогло. Через месяц молодой человек пришел в квартиру с сумкой разнообразного инструмента и начал готовиться к капитальному ремонту. Он снял обои, перебрал старую, поеденную молью одежду и устало плюхнулся за кухонный стол отдохнуть. Егор сонно склонил голову на обессилевшие руки. Он уже почти начал дремать, как вдруг динамики вновь издали резкое противное шипение:

- Граждане! Подтверждаем! Система “Орион” зафиксировала множественные сигнатуры! Всем, кто нас слышит, немедленно следует укрыться в надежных помещениях и ни в коем случае не выходить на улицу! Если вы находитесь возле убежища, срочно спускайтесь внутрь! Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и не поддавайтесь панике! Главное, не…

Встревоженный голос диктора вновь оборвал белый шум, а Егор с офигевшим лицом замер в нелепой позе, уставившись на потрепанный динамик. Секунду спустя шок спал. Егор судорожно подбежал к окну и стал ошалело выглядывать по сторонам, сам не зная, что пытается высмотреть. Рука машинально набрала номер жены и приложила трубку к уху.

Молодой человек пришел к выводу, что это все-таки был розыгрыш. Пранк, если хотите. Ведущие “Дуги 4” решили, видимо, жестко приколоться над слушателями. Может главный редактор ярый фанат “Войны миров” или просто придурок. Егор слышал историю о том, как отрывок из легендарной книги с помпой прокрутили когда-то давно на западном радио, представив репортаж о высадке пришельцев как реальную хронику. Надо сказать, такая шутка вызвала, в свое время, не хилые волнения и панику, а пара-тройка ответственных наверняка поплатились должностью. За окном бабушкиной квартиры, само собой, был обычный ленивый вечер. Небо не прорезали летящие осколки метеоритов или спускаемые капсулы инопланетных захватчиков. Жена ответила на звонок спокойным и, как всегда, томным голосом, не поняв причин мужниной паники и попросив, раз уж сам позвонил, купить по пути обратно булку хлеба и подсолнечного масла. Егор, впрочем, успокоиться так и не смог. Он, конечно, постарался убедить себя в нереальности происходящего, но все же домой ехал в некоторой задумчивости.

Когда молодой человек вернулся в бабушкину квартиру через несколько дней, первый делом он прошел на кухню и стал слушать. Радио, на этот раз молчало. Молодой человек поигрался с громкостью, но эфир заполняли лишь “Подмосковные вечера”, исполненные как-то фальшиво, и цикличное попискивание радиомаячка - три длинных, три коротких. Окончательно утомленный этой радиофантасмагорией, Егор схватил шнур антенны и потащил его из стены, намереваясь выдрать с корнем и покончить с этим безумием. Каково же было его изумление, когда в руках у молодого человека оказался ни с чем не соединенный кусок провода. Вместо ответов он получил еще больше вопросов, но никакого желания их разребать у Егора не было. Он просто сгреб приемник, треснул по нему пару раз молотком и, убедившись что динамики умерли окончательно, вынес коробку на площадку, где торжественно отправил истерзанное тело радиостанции в мусоропровод, с силой захлопнув на прощание чугунную крышку.

Собственно, на этом все и закончилось. Рассказал, как говорится, все что знал, ну а судить вам. Был ли это розыгрыш и шутка веселых ведущих? Или Егор просто вымотался и в бреду нафантазировал всякого, во что сам же и поверил? Возможно. Возможно и то, что все было реально. Ткань мироздания, знаете ли, вещь не такая прочная, как некоторые думают. Может выпал тот самый один шанс на миллион. Может старый бабушкин приемник действительно поймал сигнал. Ловил этот сигнал на протяжении многих лет. Сигнал реального радио “Дуга 4”. Просто реально не для нас, а для НИХ. Тех кто жил в мире до боли похожем на наш. В мире где история текла точно так же, но с некоторыми изменениями. И эти изменения привели к чему-то. Чему-то страшному и необратимому. Катастрофе или вторжению. Не суть важно. Возможно, сигнал “Дуги 4”, словно свет далекой умирающей звезды повис в пространстве не подозревая о гибели своего источника. И где-то там, в похожей, но другой реальности на руинах привычного мира стоит покореженная мачта антенны, передающая во вселенную немного измененные “Подмосковные вечера” и универсальный, понятный всем сигнал. Три длинных, три коротких.

История эта произошла со мной лично. Я был тогда мелким шестилетним пацаном, рос во дворе среди своих более взрослых друзей и подруг, а также бабушек и дедушек, коих в нашем провинциальном дворике был целый взвод.

Двор наш представлял из себя два двухэтажных двухподъездных сталинских дома, стоявших друг к другу буквой «Г», а также блок сараев по одному на каждую квартиру из двух домов — в результате получалась неслитная буква «П». Идиллия девяностых. Вокруг гаражи, заводы, центральная улица города, небольшой лесопарк, заброшенные гаражные кооперативы, наркоманские анклавы брежневских пятиэтажек и элитные высотки современного толка. В общем, мне и моим друзьям там было где развернуться в поисках приключений на свою голову.

Но одно место было для нас священным — огромный тополь, стоящий в конце блока сараев, в общем-то, завершающий наш двор. Тихое уютное место. К стволу тополя издавна была приделана лавочка, а рядом болталась тарзанка, на которой при должной доле сноровки можно было рвануть прямо с рядом стоящих сараек, что вызывало массу эмоций как у деятеля, так и у наблюдателей сего трюка. В общем и целом почти каждый вечер мы собирались там — пацаны от 14 до 16 лет и девчонки примерно такого же разброса в возрасте, и проводили там время, как только могли.

Тут важно заметить — сарайки эти всего некоторое время назад имели огромную ценность — каждая квартира имела собственный отдел и хранила там всё! Абсолютно всё. В общем-то, чтобы было понятно — это некая уменьшенная версия деревянного гаражного кооператива, только и всего. Но в наше время, под конец девяностых, в этих сараях только самые упорные старожилы умудрялись ещё что-то активно хранить. В остальном же доверять хоть какой-то ценный хабар деревянным стенам при живых-то наркоманах и алкашах никто не собирался, и сараи так и были вечно закрытыми, храня в себе горы мебели и всяких ненужных вещей. Это легко улавливалось через щели деревянных стен, и никого потому не интересовало. Ржавые амбарные замки как бы намекали всем, что там никто ничего не держит, и ничего вы там ценного не найдете.

И вот играли мы как-то вечером под тополем. Я точно помню эту картину — Дашка, старшая девчонка, люто крутит «Гагарина» (местный термин трюка на тарзанке), и мы все, ещё человек 6-7, о чём-то говорим и над чем-то параллельно дико смеемся. А в этот момент внутри одного из сараев кто-то стучится, пытается выломать дверь. Настроение эйфории и соль интересного рассказа вперемешку с выкрутасами Дашки вводят нас в небывалый транс адового кутежа, насколько это только возможно у школьников. И вдруг все замолкли. Звук стука изнутри сарая при накинутом снаружи навесном замке никто не замечал, все расценивали это как норму, но внезапно все обратили на это внимание. Дашка невероятно ловко перестала качаться на тарзанке и остановилась. Я помню отчётливо — все, замолчав, уставились на замок на двери. Кто-то ломится из сарая! Молча! Что это такое?

Ступор продолжался, наверное, секунды три, затем все, как и заведено у порядочных школьников, разбежались с дикой скоростью по домам. Я отличался от всех только тем, что ничем не отличался, и через секунду тоже разувался в прихожей. Бабушка, повстречав меня и не проморгав мой неадекват, тут же спросила, в чём дело. Получив мой сбивчивый ответ, она быстро накинула галоши и пальтишко и метнулась к соседу, живущему на нашем же этаже, дяде Серёже, мир праху его.

Даже тогда, будучи шестилетней личинкой того красавца, коим я являюсь сейчас, я почему-то подумал, что как-то очень странно они к этому относятся — такое ощущение, что там не алкаш какой-нибудь случайно оказался заперт, не баба, запертая мужем в результате бытовой ссоры, а агент Малдер пытается там найти ядерную бомбу. Выбежав во двор вслед за бабулей и дядей Серёжей, который вообще побежал как на пожар, как был, в штанах и майке, босиком, но прихватив монтировку, я немножно прифигел — население всего нашего двора вывалило наружу. В том числе и алкашня, дети, новенькие и старенькие соседи и, конечно же, старые перечницы, которым не было числа (хотя всего в нашем дворе на два дома было, если не ошибаюсь, 32 квартиры).

Взрослые мужики, коих на наш недодвор набралось всего-то пятеро человек, включая дядю Сережу, ломали замок сарая, из-за двери которого разадавался стук. Так решительно и быстро, что я сравнивал это только с тем, как спасатели ломали дверь в избу, которая пылала в частном секторе годами тремя позднее, а там, по чьему-то свидетельству, могли быть люди — пьяные, но люди. Выломав дверь, мужики ввалились в сарай. Обычный такой сарай. Куча хлама, рама от велосипеда, корзины, крышка погреба... Моя позиция — перпендикулярная входной двери в десяти метрах на крыше «УАЗика» — позволяла просматривать всё внутри сарая. И знаете — в сарае никого не было. Мужики встали возле крышки погреба, двое хорошенько долбанули по ней досками. Вскоре она поддалась и была безжалостно открыта. После десятисекундного обсуждения неизвестных мне вещей вниз полез дядя Коля, примерный семьянин из соседнего мне дома. Вылез он секунд через тридцать. Бабушка хватанула меня домой, переполох слегка угасал, однако до самого вечера двор ходил ходуном, проводились какие-то работы, к бабушке заходили то попить, то спросить что-то, то за топором...

На следующий день, получив строгий, граничащий со звездюлями, указ не подходить к сараю, я отправился на приключения. Двор отлично просматривался, шансов проникнуть в сарай незамеченным у меня не было, но уже через двадцать минут, собрав двух своих старших приятелей, я осматривал сарай, положив на все запреты свой огромный пофигизм. Сарай как сарай, абсолютно ничего примечательного, новый замок. Заглянуть внутрь не получилось — к двери с внутренней стороны прибили фанеру. В общем, услышав зов бегущей ко мне бабули и помчавшись навстречу обещанным звездюлям, я и завершил исследование сарая, на два дня лишившись законных способов покидать дом. А освободившись по УДО, я уже и не намеревался туда лезть, слишком многое ещё было не изведано для моего пытливого ума.

Прошло, наверное, лет шесть-семь, не меньше. Двор со всеми домами был снесён, на его месте красуются и поныне красно-кирпичные высотки. Мы с семьёй жили уже на другом конце города порядка двух лет, и мой пытливый ум исследовал местные лесные массивы и школьную грамоту. Брат мой, старше меня на 15 лет, обзавёлся семьёй и жил отдельно, ожидая уже второго ребёнка. Приезжал к нам раз в неделю, да и всё. Ничего интересного, кроме одного — как-то раз он разговаривал со мной на балконе, покуривая сигарету, и беседа наша зашла за тему маньяков. Брат (отсутствовавший на момент вышеописанных событий) поведал мне интересную, как оказалось, историю:

— Был у нас двор этот как двор. До твоего рождения в совковые времена всё было более благополучно, бабульки были ещё женщинами в возрасте, мужики — молодыми людьми, я ходил в школу, а нынешние алкаши ещё были порядочными семьянинами. И вот как-то раз заселился на место опустевшей, не помню, по каким причинам, квартиры мужик лет сорока от роду. Постоянно ходил в тельняшке, сам по себе был не огромного телосложения, но как-то раз я видел его в драке с какими-то залётными алкашами — он просто зверь. Бил с холодным расчётом, сильно, метко и… короче, не суть. Так вот, как-то раз пропала у нас девочка, ты её не знаешь, они всей семьёй после этого случая переехали. Было ей тогда лет семь, я был постарше её, быть может, на год-полтора. Искали её все, естественно, в первые пару дней двор был проверен полностью. Милиция начала искать уже и по району, а затем и по городу. И вот через четыре, по-моему, дня, мы, играя у тополя... помнишь, у сараек стоял?

— Конечно.

— Так вот, играли мы там и услышали, как стучит дверь, изнутри кто-то ломится. Мы перепугались, позвали родителей. Открыли дверь, а там она, девочка пропавшая. В общем, сарай был того мужика, ну и что рассказывать, сам всё понимаешь, чай не маленький, зачем он её там держал. Он погреб в сарае забыл закрыть, где её держал, девчонка и выбралась, да давай стучать. Дальше сход всем двором, он в квартире запереться попытался. Пока дверь ломали, приехала милиция — до сих пор не знаем, кто её вызвал, бежать надо было с квартал. Кое-как менты этого мужика в «бобик» вволокли, отбивая от толпы, и к себе увезли.

Наш самый гуманный суд в мире, разобравшись в ситуации, и будучи, видимо, подкупленным кем-то из заинтересованных лиц, предписал тому мужичку подписку о невыезде и привёз его обратно во двор через пару дней весёлого изолятора. Повесили на него, как мне помнится, кражу. Была ли тогда подписка о невыезде, не знаю, маленький был, но суть по факту — встречали всем двором. Я помню его тогда, спокойный, мрачный даже, отбиваться не пытался. Его мужики уволокли в сарай, а меня домой сразу погнали, как и всех нас, детишек.

Через три дня соседи в розыск подали, милиция приехала, увидела взломанный замок сарая (сломали, грубо говоря, за час до приезда ментов), ну и якобы нашла в погребе труп того мужика. Все это, конечно же, фарс, все знали, где он, кто он, в том числе и менты. Всё было очень хорошо разыграно, и добрый насильник не сопротивлялся. Оформили потом по бытовухе, проводили розыск убийцы, опрашивали соседей, но тоже как бы для формальности, все это чувствовали и говорили о том, что его повесили в низком погребе, переломав ему ноги, чуть ли не в открытую при милиции. Никто никого не выдал, виновных, если так можно выразиться, не нашли. Вот такие нравы в нашем дворе были, братишка, а сейчас сигарету стрельнуть — соседи не откроют, какой уж там самосуд.

Слушая эту историю, я бледнел, наверное, всё сильнее и сильнее. Кто тогда стучал и почему, можно только догадываться. Я проворачивал в голове сотни вариантов, мотивы и предпосылки, а потом мне исполнилось 14 лет, и прыщи заволновали меня куда больше.

В жизни мне не приходилось сталкиваться с призраками, барабашками, домовыми, лешими и прочими сказочными или вполне реалистичными персонажами (слава Богу). Но зато по жизни мне везет на очень интересных людей с их историями и жизненными примерами. Чем старше ты становишься, тем глобальнее меняется взгляд на события, людей. Меняются приоритеты. С детства мы начинаем плести свой жизненный гобелен. Все встречи, значимые и не очень, все люди, плохие и не очень – это тонкие нити, которыми мы его создаем. Казалось бы, знакомый, да и знакомый, что такого. Ан, нет. Эта ниточка в наших руках, заботливо вплетенная в наш шедевр. Чем лучше, открытей, добрее, милосердней человек, тем ярче, чище его след в жизни. А в тот самый день, когда мы его закончим, развернем гобелен перед собой и сразу вспомним всех, до одного. И стыдно станет за некоторые поступки, и горды мы будем за другие. Главное – не делать фальшивых петель, не выбрасывать нам кажущиеся сейчас бессмысленными и ненужными, нити.

Когда я оканчивала институт, то по страшному, как мне казалось тогда, стечению обстоятельств, мне достался самый странный преподаватель на кафедре. К своей работе Михаил Владимирович относился ну просто с неземным рвением. А поскольку он преподавал профильные дисциплины, виделись мы часто. Чтобы сидеть и писать диплом дома, не было и речи. Практика, производство – вперед, на амбразуру. А когда узнала тему, подготовленную мне, так чуть не плакала. У других «Правовое воспитание в современных условиях», «Криминалистика и ее значение для органов правопорядка» и т. д. А у меня «Общественно опасные действия психических больных преступников, принудительные меры медицинского характера при проведении судебно-психиатрической экспертизы участников уголовного процесса»!

Ну, и начали мы сбор материала – где бы вы думали? В психоневрологической больнице №___ (ЗАКРЫТОГО ТИПА). Приехали рано утром – я и еще три собрата по несчастьям, подождали Михаила Владимировича. Сам комплекс состоял из 6 больших, красного кирпича бараков. Хоть на улице и была весна, там сменой времен года и не пахло. Вечная осень. Тоска. Мрак. Тишина гробовая. Зашли мы в барак, и, пока преподаватель оформлял пропуски, какие-то документы (потом и вовсе ушел с каким-то врачом), мы рассматривали немногочисленных пациентов, ходивших по убогому коридору. Они с любопытством и удивлением смотрели на нас, некоторые улыбались, некоторые показывали руками, произносили непонятные слова. Ну и мы, я и три таких же дурака, стали их тоже рассматривать и комментировать – поведение, внешний вид и т. д. О, каких только кличек мы им не надавали! Вспоминаю – стыдно, аж, уши горят. Неужели это я? А они стоят и смотрят. А я важная, здоровая, хорошо одетая, пришедшая с улицы, но безмозглая и жестокая, стою и показываю им, кто хозяин в этой жизни. И вдруг за спиной голос Михаила Владимировича. Он видимо давно подошел, а мы так увлеклись, особенно я, что и не заметили! Эх, как он меня осадил! Не повышая голоса, не оскорбляя, тихо, но так жестко, что буквально перехватило горло, и абсолютно непроизвольно хлынули слезы. Выбежала я из корпуса, плюхнулась на лавочку недалеко от барака, реву в голос. Обидно мне, значит. Поношу весь мир! Тихонько подошел Михаил Владимирович, и говорит:

– Откуда ты знаешь, кто они? Почему ты считаешь себя человеком – тебе обидно, а им нет?

– Ну, они же больны?

– А может, если мы позволяем себе такое, это мы больны? Каждое слово будет услышано, каждая мысль прочитана…

…Знаешь, давно, после войны работала тут девушка Анна. Война никого не пощадила, всех пропустила через свои жернова, не исключение и Аня. Своими маленькими детскими ручками похоронила она маму, даже крест из заборных досок сделала, потом брата, долго боролась с голодной смертью, но проиграла, и рядышком с мамой похоронила шестимесячную сестренку. Пусто, холодно в доме, кушать нечего. Маленький человек остался один. Закуталась она в мамин платок, что бы хоть запах дома побыл с ней подольше, закрыла дом и пошла в район. Там ее подобрала цыганка и 3 года она смотрела за ее детьми, терпела побои и уже почти забыла дом. Война кончилась, люди приходили с фронта, песни, застолья. А у Ани никого. Чужой человек на празднике жизни. Однажды на рынке она увидела… отца. Он стоял с незнакомой женщиной и покупал яблоки. Аня подошла к нему, а он, взглянув на нее, сказал: «Держи яблочко, детка, и беги». Вот так рушатся миры!

Вернулась Анна в свой родительский дом, а дома-то и нет. Сад молодой на месте могил ее семьи. Даже холмиков не осталось. Делать нечего, пошла в сельсовет, дали комнатку в общежитии и работу санитарки. Анна упорная была. Работая санитаркой, еще и училась в медицинском училище. Вроде жизнь налаживаться стала. Только зимой на учебу холодно ходить – босоножки снег пропускают. А в 22 года познакомилась с Владимиром. Маленький, страшненький, кривоватый, но зато свой, любимый. Расписались. Зажили. Купили кое-какую мебель, одежду. И через некоторое время стали ждать первенца. Малыш родился крепким, здоровеньким. Назвали Марком, уж больно имя Анне нравилось. Жить, конечно, стало сложнее. Работать вышла, когда малышу было 1,5 месяцев, заворачивала в мамину шаль и бежала в больницу. А там клала его рядом с печкой, чтобы не замерз. Казалось Анне, что страшные времена закончились, и неважно, что на столе три блюда – хлеб, картофель и свекла, и неважно, что пеленки у Марка из старого матраца. Главное, что они рядом, не где-то под молодым яблоневым садом, а здесь – смеются, говорят, дышат.

В три годика Марк заболел. Простуда сильно помотала его маленькое тельце, и вечером, не дождавшись отца с работы, он умер на руках у Анны. Володя еще в длинном общаговском коридоре почуял неладное, уж слишком надрывно и жалобно пела его жена сыну песенку. В комнате прямо на полу сидела его и не его жена. Чужая, страшная женщина в платье жены, держала сыночка на руках. И пела, пела, пела. Маленький гробик на кладбище отнесли на руках – отец и мать, хоронящие своего ребенка. Это неправильно, это неверно, так не должно быть! Аня не помнила эти дни. Кладбище, дом, работа, кладбище, ночь. Все. И только Володя, его плечо, его немая поддержка уберегли ее от страшного шага. А далее вердикт врачей: «Что же вы милочка, по снегу босиком и думаете рожать? Нет, к сожалению, нет…» Через полгода его – милого, любимого Володечку убили около общаги. Какая-то шпана уголовная, забрали облезлую шапку и 36 рублей денег. На этот раз на кладбище около могилок стояла Анна одна. Нет на свете слов, чтобы передать боль, нет на свете красок, чтобы передать тяжесть утраты. Все, жить не стоит. За неполных 30 лет она прожила 1000 жизней утрат, потерь, предательств. Анна пошла домой и там… Долго она говорила с Богом. Проклинала его, ругала, отрекалась. Все, что долгие годы копила в себе, высказала, все. Просила только ответа: «За что?» Выкинула крестик, сломала крохотную иконку, висевшую над кроватью сыночка. И поклялась перед Богом ненавидеть люто его всю жизнь, пока не ответит на ее один единственный вопрос.

Теперь кроме работы у нее не было ничего. Где-то через 1,5 года в клинике появился странный пациент. Привезли его на черной «Волге». Без вещей. И Анну назначили за ним наблюдать, делать уколы, кормить. И не спускать глаз. «Поселили» его в кладовке, без окон. Вытащили хлам, помыли полы, прикрутили кровать, стол и стул и заселили. На вид ему было не больше 15 лет. Очень худой. На все смотрел с интересом, на каждое слово улыбался. Анна приняла его в свое распоряжение. Только странным оказалось все, что касалось этого мальчика. Документов не видела, главврач строго настрого запретил обсуждать с кем бы то ни было его поведение. Гулять не разрешали, не говорить, кормить только тем, что будет забирать со специального подноса на кухне. Надо отдать должное, кормили его отменно. Рыба, мясо, молоко. Остальным, включая персонал, такое и не снилось. Новогодний стол. Но он практически не ел. Только хлеб нравился очень. И Анна втайне от всех приносила из дома ему большие буханки кооперативного хлеба по 5 руб. И еще странность была в том, что она не видела, как он спит. Да всего и не расскажешь. Только любовь к хлебу роднила его с остальными, а в остальном… Нашла Анна в нем родственную душу. Его молчаливая улыбка стала Анне необходима, как воздух. Все свое время она проводила с этим мальчиком. А он слушал, молчал, ел хлеб, улыбался. Выпросила Анна 15 минутные прогулки с пациентом. Кутая в свое потертое пальто, гуляла с ним под ручку. Говорила и говорила. И вот как-то, гуляя, повернулся он к ней и говорит:

– Зови меня Мишей. Мне скоро надо уходить, уже пора. Запомни, все, что дается ВАМ в жизни - не для наказания, а для воспитания и созидания. У тебя все будет хорошо. Ты задавала много вопросов, и я хочу сказать: каждое слово услышано, каждая мысль прочитана. Не сердись, ничто в жизни не делается просто так. Ты сильный человек, но тебя сломили несчастья. Не плачь по родным, они всегда с тобой. Живи и научи своих детей вере, добру, честности. Твоя жизнь начнется, не противься, доверься мне. И когда в твоей жизни будет сытость и достаток, помни, что кто-то, как ты сейчас, нуждается именно в твоей помощи. Люби всех. Никогда не произноси вслух то, о чем будешь жалеть. Я всегда буду рядом, в самые светлые моменты твоей жизни. А мне приноси сюда хлебушек, вот на эту скамью, хоть иногда.

– Какие дети, какой достаток, о чем ты говоришь?

– Дети, хорошие, умные – два сына и две дочери.

Анна улыбнулась. Ну, хоть заговорил. А что сказал… да мало ли, о чем больные говорят. Через два дня Миша исчез. Просто пропал. Что было! Обыски, допросы, увольнение Анны. Собрала она нехитрые свои пожитки и пошла домой. Когда стояла на остановке, ждала автобус, познакомилась с молодым человеком. Красивый, веселый, загорелый. Владимир. Слово за слово и, как в жизни бывает… свадьба. Настоящая, богатая, с белым платьем и обручальным кольцом. И что самое интересное – в наборе столовых приборов Анна нашла маленький медный крестик, когда-то выкинутый ею! Анне, как и говорил, Миша являлся не раз. На свадьбе стоял отдельно от толпы, такой же маленький; казалась, его видела только она. А потом просто пропал. В роддоме мелькало его лицо. Все четыре раза. А может, ей казалось…

«Вот так-то», – сказал Михаил Владимирович, протягивая мне платок.

Я, конечно, красавица еще та, в слезах, размазанная тушь по всему лицу. Но интересно!

– А что потом было с Анной?

– Не знаю, мама умерла год назад. Счастливой, в преклонном возрасте. У меня есть еще две сестры и брат. У нас очень дружная семья. У мамы и папы 9 внуков. Мы часто сюда ездили, хлеб возили, с мамой с сестрами, братом.

Вот такие в жизни бывают встречи. А мистики, может, здесь и нет никакой. Вот только до сих пор мучает вопрос: «А кто такой этот Миша?» И вроде знаю ответ, а может, только догадываюсь… Вы уж извините, что так много написала, коротко не умею, хотелось максимально точно передать рассказ, и услышать ответ на мой вопрос. Спасибо.