Виктор Мараховский
Минутка кино.
Мне, ув. друзья, уже попалась пара эскпресс-рецензий на последнего Рэмбо. Рецензии резко ругательные. Зачем было снимать такой бессмысленный фильм, спрашивают критики. Почему Джона Рэмбо влёгкую запинывает толпа мексиканской бандоты. Почему столько разговоров и так мало кровавой бойни. Почему Рэмбо так и не сумел никого спасти. Какой вообще посыл в происходящем - вот «Первая кровь» 1982 года была мощной антивоенной историей, а это про что?
...Критики просто всё путают.
Вернёмся к первому фильму. На самом деле «Первая кровь» не была мощной антивоенной историей. В оригинальном бестселлере Д. Моррелла, по которому её сняли, сюжет был следующий: в небольшой приличный городок является молодой бродяга, у которого явно плохо с головой. Начальник полиции собственноручно трижды вывозит его на своём автомобиле за город – но бродяга возвращается. Рассвирепев, начальник приказывает закрыть бомжа на месяц. В то время, когда бомжа оформляют и подносят к его голове бритву (с целью побрить) – у того от испуга включаются рефлексы. Он убивает полицейского и сбегает в лес. Далее выясняется, что этот безумный бомж - героический ветеран Вьетнама. В результате Джон Рэмбо убивает громадное количество народу – расстреливая, протыкая и подрывая. Последним он добирается до начальника полиции, который выгонял его из городка, и приканчивает его. Самого же Рэмбо добивает его бывший капитан, сделавший из него машину смерти.
Вот ЭТО была антивоенная притча. А фильм со Сталлоне, из которого вырезали все убийства - был мастерской подменой посыла о чудовищности войны посылом о том, что ветеранов надо уважать. Не зря после этого фильма Рейган объявил Рэмбо символом, после чего военную машину починили и отправили выполнять имперский долг сначала во Вьетнам, а затем в Афганистан.
Собственно свободен этот образ стал только в нашем веке, когда уже никому не обязанный служить Сталлоне снял четвёртого «Рэмбо». В том непритязательном боевичке 2008 года уже нет ни следа от веры в непреходящие гуманитарные ценности. Там есть хороший диалог с миссионерами, рвущимися в зону гражданской войны:
- Мы приехали что-то изменить. Мы верим, что все жизни важны!
- Некоторые не важны.
- Если бы все так думали, ничего бы не менялось!
- Ничего и не меняется.
Ну вот. А пятому и последнему Рэмбо уже восьмой десяток. Он всё ещё могуч, но уже откровенно стар, толст и замедлен. Он живёт на отцовском ранчо где-то в Техасе с внучатой племянницей, наполовину мексиканкой, брошеной отцом во младенчестве. Племянница в опасном юношеском возрасте, когда в голове бьются вопросы на тему «поеду в Мексику и спрошу у папы, почему он нас бросил». И Рэмбо говорит ей раз за разом: «Потому что он подонок. Ты не представляешь, какими злыми бывают люди. Ты не представляешь, как страшен этот мир. Ты не представляешь». Она ему не верит, её мир лучше и чище - и поэтому всё заканчивается очень плохо. Для неё - потому что она несчастная малолетняя дура, не верившая старой машине убийств. Для злодеев - потому что старая машина убийств всё ещё работает. Для самой машины убийств Джона Рэмбо - потому что ему, в сущности, остаётся только защищать до конца опустевший дом, в котором уже никогда не продолжится его мир.
Пятый Рэмбо - это не бессмысленный фильм, а фильм о бессмысленности, ув. друзья. Вполне прямая эпитафия дряхлой «традиционной» Америки XX века самой себе.
И да, фильм, насколько я понимаю, резко актуален в первую очередь для американцев и помещён в контекст их внутренней яростной войны идей. Мексика, трафик, нелегалы, уходящее поколение белых, мессианство или реализм, вот это всё. В связи с этим я вычитал смешную историю: журналисты перед выходом «Последней крови» спросили у Сталлоне, не республиканец ли он. «Я вне политики», - ответил 73-летний актёр и сценарист. - «А вот Рэмбо республиканец».
