Такого количества подонков, мерзавцев и негодяев на квадратный метр текста - ещё поискать!

В 1853 г., известный английский учёный-геолог, сэр Родерик Импи Мурчинсон, исколесивший всю Россию, выступая на многолюдном митинге в лондонском Гайд-парке против вступления Великобритании в Крымскую войну, говорил:

"Даже если Россия расширяет свои владения за счёт сопредельных колоний, в отличие от остальных колониальных держав она отдаёт этим своим новоприобретениям больше, чем берёт от них. И не потому, что ею движет некая филантропия или что-то в этом роде. Изначальные устремления всех империй мало разнятся, но там, где появляется русский человек, всё чудесным образом получает совсем иное направление.

Выработанные у восточных славян ещё с дохристианских времён нравственные нормы не позволяют русскому человеку насиловать чужую совесть и посягать на имущество, ему по праву не принадлежащее. Чаще из коренящегося в нем неистребимого чувства сострадания он готов отдать с себя последнюю рубашку, чем у кого-то её отнять. Поэтому, каким бы ни было победоносным русское оружие, в чисто меркантильном плане Россия всегда остаётся в проигрыше.

Побеждённые же ею или взятые под защиту в конечном итоге обычно выигрывают, сохраняя в неприкосновенности свой образ жизни и духовные институты, вопреки их явной недостаточности для прогресса, в чём легко убеждаешься, познакомившись с ними более-менее основательно, приумножая своё материальное достояние и существенно продвигаясь по пути цивилизации.

Показательны примеры тому хотя бы Эстландия и Кавказ, в продолжение веков презираемые и насилуемые своими соседями, но занявшие почётное место среди народов и достигших несравнимого с прежним благосостояния под покровительством России, между тем как от приобретения Эстландии и Кавказа положение русского народа, то есть коренного населения метрополии, не улучшилось нисколько. Последнее нам кажется парадоксом, но такова реальность, первопричины которой кроются, несомненно, в особенностях русской морали".

Принцип неопределенности Гейзенберга.

Его почему-то забывают все фантасты, когда начинают фантазировать о перемещениях во времени. А ведь в этом случае человек будет подчиняться законам квантовой механики, в какую точку Вселенной он не переместится. Конкретная персона, как многомерный субъект, может существовать только в единственном экземпляре в единицу времени. А посему, как только он переместится во время где он был жив, то все равно в том времени будет только один из двоих. А второй исчезнет. И неважно, параллельный ли это мир. и фиг знает кто из двоих пропадет.
Вот переместиться во времени до своего зачатия, еще скорее всего возможно. А в период себя маленького  - вряд ли.

Эпидемия некоей болезни (до сих пор нет единого мнения, что это за болезнь) в 430 года до н.э. поразила Грецию. Болезнь уничтожила треть населения полиса и треть его вооруженных сил (в том числе, она убила и выдающегося государственного деятеля Перикла). После этого Греция навсегда потеряла свою позицию авангарда европейской цивилизации как в культурном, так и в техническом плане

Древний Рим серьезно подкосила "чума Антонина" - судя по всему, оспа , в 165 году н.э. Ее завезли на Аппенинский полуостров легионеры, возвращающиеся с Востока. Оспа убила около 5 млн. человек, в том числе императора (и мыслителя) Марка Аврелия.

В середине 6 веке в Эфиопии или Египте началась эпидемия чумы, которая распространилась на большую часть Византии и охватила многие страны. За 50 лет погибло около 100 млн. человек. От этой эпидемии погибло 40% населения Константинополя.

В конце 6 века чума вернулась, но в Европу. Там погибло до 25 млн. человек. Некоторые регионы Европы - например, Италия - почти обезлюдели и стали легкой добычей завоевателей.

В 14 веке, с 1346-1348 году в Западной Европе бушевала бубонная чума, которая унесла жизни половины населения Европы, также около 25 млн. человек…

(Эта эпидемия чумы вызвала ряд известных восстаний - Уотта Тайлера в Великобритании, Жакерию - во Франции, восстания горожан во Флоренции и т.д. Общее число жертв оценивается в 130-140 млн. человек).

Но если это события столь давние, что для всех нас как бы не существующие, то вот пример совсем недавней истории.

Грипп, называемый «испанкой», (возбудитель этого гриппа – тот же вирус, который возбуждает всем известный «птичий грипп») в начале 20 века, стал пандемией.Она унесла больше жизней, чем Первая Мировая война. Эпидемия гриппа -"испанки" началась в 1918 году и окончилась в 1922.

Ныне считается, что от "испанки" скончалось от 50 млн.до 100 млн. (по разным оценкам) человек по всему миру. Эпидемия уничтожила 17 млн. индусов (5% населения страны), 550 тыс. американцев, 400 тыс. французов, 260 тыс. японцев, 200 тыс. англичан.

Пит Дэвис, автор книги "Дьявольский Грипп" (The Devil's Flu: The World's Deadliest Influenza Epidemic and the Scientific Hunt for the Virus That Caused) приводит информацию о том, что «испанка» уничтожила 60% эскимосов Северной Америки. В результате этой эпидемии полностью исчезли некоторые племена в Африке, население некоторых городов сократилось на 90%. В любом случае, гриппом переболел каждый пятый человек, пандемия уничтожила от 2.5% до 5% населения Земли.

Жизнь очень хрупка.

ИНДИРА ГАНДИ.

Редкий вариант живодёрки, мало того, ещё и разрушительницы храмов. До сих пор в Индии помнят её пострадавшие от глупой политики этой женщины. И странно, что ТАКИМ отцом воспитанная и из высшей касты вроде, получила образование хорошее. Приказала насильно стерилизовать всех мужчин с 2-детьми! и принудительно делать аборты женщинам с 2-мя детьми, типа, как к котикам у нас относилась к населению: шото вас много дорогие мои, сильно плодитесь, нужна принудительная стерилизация. Зачем плодить нищету?

Но этого мало, нарушила все возможные кастовые законы и вышла замуж за бабло, но низковибрационное. Её за это англичане превозносят и считают "великим" государственным деятелем, никто же не спрашивает у самих индийцев. Каста у неё была высшая, но семья не слишком богатая, а ей нужен был миллионер, в итоге презрела интеллектуалов бедных из своей касты и вышла замуж за торгаша.

Вообще, в Индии она устрашающий пример "плохой дочери", даже без благословения отца вышла замуж. За что и поплатилась в полной мере вымиранием рода Ганди. До сих пор потомки по мужской линии рода Ганди приезжают в Индию под чужой фамилией и скрываются. Я с одним общалась племянником. Но надо сказать, всё равно в жёны они берут иностранок и не своей касты естественно.

Почему её убили и кто? Эта мадам при волнениях сикхов (каста воинов, самая честная и благородная, по мне там брахманская отдыхает) приказала палить из пушек по их единственному храму. Религия у сикхов оригинальная - это смесь индуизма и мусульманства и храм у них один единственный. Они на него общаком все скидываются, а так не принято в церкви ходить вообще, дома молятся перед портретом своего учителя-пророка или гуру Нанака. Это военизированная каста-народ внутри государства, это они в чалмах ходят, потому, что мужики никогда не стригут волос с рождения и прикрывают их чалмой, т.е. в этих тряпках их длинная коса жгутом свёрнутая вокруг головы для удобства в бою.

Так же всегда носят с собой нож за поясом, а часто несколько, и всегда могут пустить их в ход, если увидят какое-то нападение или несправедливость. Их боятся и уважают, это такая внутренняя национальная гвардия. Сикх может убить кого угодно в любом месте, если на него напасть или достать его. Боевые техники они учат с детства и каждое утро каждый сикх несколько часов тренируется с ножами, палками, мечами и т.д. Когда жила на улице в Дели, я просилась переночевать в дома именно сикхов, точно знала, что не обидят и наблюдала, как жена расчёсывает их космы до пят и смазывает маслом и потом тренировки с сыновьями. Меня на крышу пускали переночевать, с крыши виден внутренний двор.

Индира Ганди

Отдать приказ бомбить и захватить их единственный храм - это всё равно, что при волнениях к примеру староверов, отдать приказ бомбить их церкви. С какой стати такое святотавство? Ты разберись в текущей проблеме.

И эта глупая женщина ещё и охране доверяла из тех же сикхов, храм которых она бомбила... Понятно, что после этого они не только её убили своими ножами, но и всех членов её семьи по мужской линии, кто убежать за пределы Индии не успел, и эта вендетта до сих пор. Думаю, те мужики из разных каст, которых она успела стерилизовать насильно по программе, добавили бы ножевых ранений.

И вальсы Шуберта и хруст французской булки же, ну!

Эдвин Эрих Двингер "НА КОЛЧАКОВСКОМ ФРОНТЕ"

...Подают паровоз, отгоняют вагон к старой платформе. Вся наша часть стоит перед ним стеной, казаки широким кольцом оцепили место.

— Теперь открывайте!— Прохрипел Вереники.

Коротко сказать: в вагоне было заперто сорок человек. Тридцать три из них уже умерли от голода и жажды. Выжившие выползали, как привидения, из груды мертвецов, царапались сухими руками по платформе, словно огромные пауки. Одна молодая крестьянка прижимала к груди маленькое, уже тронутое тлением детское тельце, целовала его взасос и при этом смеялась, как помешанная. У всех была зеленая пятнистая кожа, точно покрытая плесенью.

Один из казаков на карауле, завзятый головорез, ярый ненавистник большевиков, вдруг завыл во весь голос. Другой бросился на колени и начал громко молиться. Почти все стоявшие у вагона плакали. Вереники грозно скрестил руки на груди. Илюшу рвало. Даже Петров плакал.

Я побежал прочь, заполз в конюшню и прижался к своему Косолапому.

***

В атаке генерал взял в плен китайский полк. Целый полк в тысячу человек с их комиссарами. Комиссаров после обеда засекли до смерти, китайцев вывели к вечеру на косогор, приставили слева и справа по казацкой сотне и выстроили перед ними два легких пулемета.

— А теперь начинай! — сказал цинично Петров. — Чего канителить...

Он заскрежетал зубами и вытаращил глаза. В диком лице его была настоящая кровожадность.

Китайцы в добротных шинелях стояли вздвоенным строем. Спокойно, длинными шеренгами, едва шевелившимися. Некоторые опустились на землю, равнодушно, словно присели поболтать; большинство остались на ногах. Их лица не изменили выражения, их желтая лоснящаяся кожа была натянута на острых скулах не больше чем обычно; их черные ласочьи глазки, похожие на агатовые бусинки, блестели, как всегда. Мне казалось, я никогда не видал, чтоб люди более равнодушно принимали смертный приговор.

Офицер отдал команду, и по третьему слову, которое визгливо прорезало вечернюю тишину, пулеметы застрочили: «Та-та-та... та-та-та-та... та-та-та-та-та...» Ряды падали от середины направо и налево, словно все они были связаны между собою и один увлекал за собою другого — так это выглядело. Через несколько секунд все обратилось в спутанный клубок, из которого торчали руки и ноги. Страшный крик поднялся к небу негромкий даже, страшный только своим тоном и тембром — мне сдавалось, что кричат, собственно, только несколько человек; Теперь стояло только десять, теперь только шесть, только три, теперь — ни одного.

В то мгновение, когда смолкла трескотня пулеметов, нам стало ясно, что этот человеческий клубок умирал не беззвучно. Тысячекратный стон исходил из гекатомбы поверженных тел, — подобный стону одного, но такой силы, такой животной интенсивности, какой нам никогда не доводилось слышать. Даже Вереники побледнел, когда услышал этот стон. Зейдлиц только выпятил челюсть, вздернул верхнюю губу так, что видны стали все зубы.

Казачий трубач протрубил к атаке.

Сотни медленно зашевелились, взяли пики наперевес, понеслись тяжелым галопом, пустив лошадь по телам, лежавшим растерзанным клубком.

- Ну, теперь уже никто не подымется! — сказал Петров.

Он обернулся, рот его был раскрыт, он, казалось, захлебывался от восторга.

— Где моя лошадь, будь они прокляты!.. —проворчал он злобно и побежал назад

***

Часам к десяти прискакал назад Илья с пленником. — Меня прислал Вереники, — сказал он тихо. — Костя поймал... Девичье лицо его не выказывало никакой радости, глаза глядели, словно сквозь влажную кисею. — Интеллигентный человек, — добавил он полушепотом. — Я с ним всю дорогу разговаривал. Жалко его...— Он повернул коня, нежно похлопал его: — Ну, мне пора на линию. Прощай, Веньямин! Я веду пленника к вагонам, выискиваю местечко, где никто не подслушает, велю ему сесть со мною рядом. Это еще молодой человек с крепким подбородком и высоким выпуклым лбом. Он не сводит глаз с цепи холмов, за которой щелкают выстрелы. По руке, повыше локтя, у него сочится кровь из огнестрельной раны. Слева у него какой-то красный значок. В умных глазах выражение, какое бывает у человека, когда он видит свой конец. Я ему даю папиросу. Он не принимает, вежливо благодарит. — Можешь брать спокойно, — говорю я: — я у тебя ничего не собираюсь выуживать... Он бегло улыбается, берет папиросу, закуривает.
— А какой у тебя, между прочим, чин?
— Командир роты, — отвечает он коротко, но не грубо.
— Офицером был?
— Нет, фельдфебелем, старшим.
— В царской армии наверно выслужился?
— Да, произвели в унтеры в царской армии, на войне.
— Но... как же ты мог тогда стать большевиком?— удивленно спросил я. Он опустил углы рта, как-то чудно повел рукой.
— Эх! — проговорил он тихо.— Вы спрашиваете? Да, вы должны спрашивать... Ведь вы не знаете, как нам жилось... Я из горнозаводского края, родился на свет в бараке... Отец работал, мать рожала... С тринадцати лет я стал катальщиком... знаете? Работал с утра до вечера... А кроме этого только и было, что девки да водка... Никогда не видел цветов, не видел ни одного дерева. Только уголь, шахты, грузы... Когда нас подымал гудок, стояла еще ночь; когда мы выходили из забоя, уже снова была ночь... А по воскресеньям я спал от усталости...
Я долго молчал.
— Я тебя понимаю, — сказал я наконец. — Ох, я отлично тебя понимаю... Но зачем же, — спрашиваю я дальше, судорожно подыскивая, чем бы сломить его правоту, пошатнуть его позицию, — зачем вы запираете церкви? Зачем вы преследуете духовенство? Зачем глумитесь над религией?
Он улыбнулся.
— Если мы ее сохраним, мы никогда не достигнем цели, — сказал он, помолчав. — Почему все цари и короли связывали себя с богом, почему они были всегда «божьей милостью» самодержцы? Чтобы никто не дерзал усомниться в их непогрешимости... Это делало их неприкосновенными, никто не смел нападать на них... Ах, подумать только! Мы, красные, должны рассеять мечты о наградах на том свете... И только когда мы, русские, уверимся, что эта земля — всё и нет никакого загробного мира, только тогда мы приложим все силы к тому, чтобы в этом мире добиться как можно большего. Это — первое условие, краеугольный камень...
Я все больше удивлялся. «Неужели он и в самом деле прижал меня к стене?» — думал я.
— Да, — сказал я, терзаемый его доводами, — но к чему же разрушать все, без разбору? Ведь есть же многое, что...
— Нет, — перебил он меня, — ничего нет! Только если снести совершенно и выстроить наново дом, где завелся грибок, — только этим и можно помочь беде. Капитализм — грибок, которым заболела вся земля... Керенский, впрочем, дал буржуазии достаточный срок, чтоб исправиться. Она этого не сделала, продолжала преспокойно погрязать в болоте. Чего же!..
Что я мог ответить?
— А все-таки, — сказал я наконец, — если вот так, насильственным образом...
Он рассмеялся презрительно, показав все зубы.
— Лежишь в земле, — сказал он, — скованный, голодный, изнуренный... Молишь: отпустите, ослабьте хоть немного — немного воли и чуть побольше хлеба... Но нет, только смеются над тобою, еще пуще притесняют... Что ж тут удивительного, если ты вдруг напряжешь мускулы, пока не разорвешь цепи... и вырвешься... и у тебя красно в глазах!..
Его пальцы сжались, умное лицо исказилось от возбуждения.
— Так было с нами, — он с силой выдавливал слова, — так мы просили милостыни сотни лет! Над нами смеялись в ответ, мы никогда не получили бы свободы... А ты спрашиваешь: «Через насилие?», говоришь: «Что выйдет хорошего из насилия?» Нет, добром ничего не добьешься, потому что за добро не бывает награды... А если и насилие ни к чему не приведет, все же оно дало нам больше, чем когда-либо нам давало наше доброе поведение, — когда мы пресмыкались, клянчили, были паиньками...

Через час Вереники велел двум казакам удушить его. Последние слова его были: «Вы можете заткнуть горло мне, но не революции! За меня восстанут тысячи и поступят с вами так, как вы поступаете со мною! Пробуждение человечества надвигается...»

Я всю ночь не сомкнул глаз. Все видел его перед собою. Все слышал его голос.

Как знать, может это наш новый Борис Рыжий. Тот, правда, начал писать стихи даже позже - в 14 лет.

Судьба Бориса Рыжего тоже... скажем, не позитивна!