Увидишь казака, вспомни этот эпизод.

Из книги Л. Аргутинской "Татьяна Соломаха":

— Ну-ка, выводи комиссаршу. Мы с ней поговорим о земле, свободе и власти.
Я с трепетом смотрел на дверь. И вдруг мне страшной показалась толпа, дряблое лицо атамана с торчащими кверху усами и насмешливый взгляд Калины.
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге показалась учительница.
Рядом кто-то громко ахнул, сзади пробежал изумленный шепот. А я не спускал взгляда с дорогого, милого лица; было страшно оттого, что оно так сильно изменилось и похудело. Бледные щеки впали, лицо стало длинным и узким, пропал румянец и ласковая улыбка.
Темное разорванное платье свисало клочьями, и казалось, что учительница еле держится на ногах.
Громкий крик, хохот, брань нарушили тишину. Учительница сделала несколько шагов вперед и удивленно оглядела толпу. И вдруг она заметила своих учеников. Она внимательно оглядывала нас, точно хотела понять — кто же мы. И по обычной нашей привычке, которая установилась издавна при встрече с учительницей, мы подняли в знак приветствия руки. Учительница чуть заметно улыбнулась, только уголками губ, и тоже подняла руку.
Слезы застилали мне глаза, лились по щекам. Хотелось подбежать к учительнице, защитить ее.
— А ну-ка, комиссарша, расскажи теперь сходу, чему ты детей учила, — подступал к ней Калина, размахивая стеком, и я только сейчас заметил по его возбужденному лицу и походке, что он пьян.— Может быть, как людей грабить, как хлеб из-под земли выкапывать да денежки к себе в карман класть?
Учительница свысока, спокойно смотрела на офицера, а я боялся, что он заденет ее по голове стеком, окружающие его казаки бросятся на девушку, задушат, разорвут на куски.
— Что же у тебя лицо такое? — снова кривлялся офицер. — На большевистских хлебах, видно, не больно сладко? Или ты, может быть, уже забыла о них? Будешь служить теперь нам?
— Большевики не бывают предателями, — неожиданно громко пролетел по площади знакомый звонкий голос.
— Учительство позоришь, — шагнул к ней Калина, размахивая кулаками, и вдруг развернулся и наотмашь ударил девушку по лицу.
Она пошатнулась и упала на землю.
Несколько казаков бросилось к ней, в воздухе засвистел шомпол, и сквозь рассеченное платье показалась кровь,
Учительница лежала молча.
Люди били возбужденно, с ожесточением, и каждый удар гулко отдавался в мозгу.
Где-то сзади закричала баба. Несколько человек растерянно заметалось.
Затыкая уши, я сорвался с места и, ничего не видя перед собой от брызнувших слез, побежал, не сознавая, куда, — прочь от тюрьмы.
... перед тюрьмой снова шла порка.
Избитую, окровавленную учительницу подняли с земли и поставили у стены дома.
Она еле держалась на ногах. И опять меня поразило ее спокойное лицо. Я искал в нем страх, мольбу о пощаде, но видел только широко открытые глаза, пристально оглядывающие толпу. Вдруг она подняла руку и громко, отчетливо сказала:
— Вы можете сколько угодно пороть меня, вы можете убить меня, но советы не умерли. Советы живы. Они вернутся к нам.
Рябой, небольшого роста, с бельмом на правом глазу урядник Козлика со всего размаха ударил учительницу шомполом по плечу и рассек платье. А потом люди бросились на Татьяну Григорьевну, крики смешивались со свистом шомполов и глухими ударами. Пьяная орда навалилась на беззащитное тело, била ногами, руками, прикладами.
Когда учительницу подняли, все лицо ее было залито кровью. Она медленно вытирала бегущую по щекам кровь. Мы подняли руки, замахали ими в воздухе, но Татьяна Григорьевна не заметила нас.
— Не больно? — задыхаясь от усталости и отходя немного в сторону, спросил Козлика. — Я тебя еще заставлю милости просить.
Тяжело дыша, учительница двинулась к уряднику и вдруг резко бросила ему в лицо:
— А ты не жди. У вас просить я ничего не буду.
— Веди обратно, — приказал Козлика, и, когда стража подтолкнула учительницу к тюрьме, он со всего размаха ударил ее прикладом по спине. Она упала лицом в густую, липкую грязь. Кто-то кричал, заставляя ее встать, но она, по-видимому, была без чувств. Тогда два казака схватили безжизненное тело за руки и волоком потащили к тюрьме.
Ее пороли всегда первой, и ни одного из мужчин не били так жестоко. Ей мстили за то, что она не кричала, не просила пощады, а смело оглядывала своих палачей. Ее били за то, что она — учительница, образованный человек — ушла к большевикам и до последней минуты оставалась с ними.
Наступала зима. Теперь Татьяну Григорьевну выводили на двор в одной рубашке. На худом, покрасневшем от мороза теле ярко выделялись синие кровоподтеки и красные полосы от шомполов. На спине — загнившие раны.
... на площадь вывели Татьяну Григорьевну.
Откуда — больная, измученная — брала она столько сил? На мертвенно-бледном лице выделялись огромные, горящие глаза. Все тело было в рваных ранах.
Люди напряженно застыли. Учительница заметила нас и быстро подняла руку вверх. Затем она оглянулась на Козлику, и мне показалось, что он слегка растерялся и, храбрясь и нервничая, крикнул Татьяне Григорьевне в лицо:
— Что, комиссарша, казачество у нас отнять захотела? Где же твои советы? Задрали хвосты и побежали? Всех дружков твоих поймали. А братьев в Моздоке повесили.
Учительница медленно оглянулась на него, переступая босыми ногами но снегу.
— Не торопись, — тихо сказала она. — Придут еще советы. Живы они. Сметут вас с лица земли. Только этих вот жаль, — указала она рукой на стоявших казаков-станичников. — Обманули вы их, белопогонники. Придет время — поймут они, что делали. А вам, белогвардейцам, пощады не будет.
Урядник подскочил к ней и медленно стал оттягивать прилипшую к телу рубаху. Струя крови побежала по ногам учительницы. Я видел, как от боли вспыхнули щеки у Татьяны Григорьевны, видел закушенные губы. И в этот самый момент она заметила лежавшую лицом в снег старуху.
— Мама! — закричала она, и от этого крика холодная волна пробежала по всему телу.
Учительница бросилась к матери, но ее обхватили, отталкивая от лежащей.
— Пропустите попрощаться! — крикнул подошедший атаман. Казаки отпустили руки, и учительница бросилась к матери.
Она упала перед ней на колени и, охватив голову старухи, приподняла ее и мелкими, быстрыми поцелуями покрывала окровавленное лицо.
— Мама!.. И тебя тоже, мама! — тихо, взволнованно повторяла она.
— Довольно! Прекратить! — снова раздался голос атамана. Учительницу оттащили в сторону.
— Звери вы! — громко крикнула она уряднику. — Все равно вас сметут! Гадины!
Как ее били после этого!
— Хватит, а то забьете до смерти. А мы еще заставим комиссаршу на допросах говорить,— снова раздался голос атамана.
А когда учительницу волоком потащили к тюрьме, по снегу пополз за ней кровавый след.
На рассвете седьмого ноября казаки ввалились в тюрьму. Все поняли, зачем они пришли. Кто-то закричал, заплакал, кто-то забился на полу. Таня вскочила сама.
— Тише! — крикнула она.— Не надо плакать! Вы не одни, товарищи! Мы вместе все пойдем!
А когда арестованных начали прикладами выгонять из камеры, Таня у двери обернулась назад к тем, кто оставался.
— Прощайте, товарищи! — раздался ее звонкий, спокойный голос.— Пусть эта кровь на стенах не пропадет даром. Скоро придут советы!
В раннее морозное утро белые за выгоном порубили восемнадцать товарищей. Последней была Таня.
У нее, еще живой, сначала отрубили руки, потом ноги и затем голову.

Вот такие вот милые нравы царили сто лет назад среди кубанского казачества, которое сейчас какие-то люди зачем-то "возрождают.

Комиссар продразверстки Татьяна Соломаха

Отредактировано Абгемахт (2018-10-16 13:51:43)

Рыцари-каннибалы

Переходящий в настоящий момент из рук в руки сирийский город Мааррет-эн-Нууман — это та самая Маарра, которая была захвачена крестоносцами. Осада и взятие Маарры — одно из самых страшных событий Первого крестового похода, который был чудовищно ужасен. Крестоносцы шли к Иерусалиму. Пала Антиохия и «все площади города были забиты телами мертвецов, так что никто не мог находиться там из-за сильного зловония». Это вызвало эпидемии. Начались набеги и грабеж окрестностей. Крестоносцев влекла Марра с её виноградниками, оливковыми рощами и знаменитым мааррским медом. В конце ноября 1098 года пришли тысячи франкских воинов и окружили город. В Маарре не было армии. Но жители города две недели мужественно отбивались от грозных рыцарей чем попало, вплоть до того, что сбрасывали на осаждающих с городских стен набитые пчёлами ульи. Город был обречен.

Как писал арабский историк Ибн аль-Асир, мусульмане отступили в город, устрашённые и деморализованные, они сочли, что надёжнее всего обороняться, укрывшись в самых высоких зданиях города. Жители Маары вступили в контакт с Боэмондом, новоявленным князем Антиохии, который возглавлял нападающих. Предводитель франков обещал пощадить жителей, если они прекратят борьбу. Поверив в отчаянии его словам, семьи собрались в домах и подвалах города и провели всю ночь в страхе и ожидании.

Франки пришли на заре. Началась бойня. Точное количество жертв нам неизвестно, но как пишет французский писатель ливанского происхождения Амин Маалуф: «Ужас состоял не столько в числе жертв, сколько в невообразимой судьбе, ожидавшей людей». По признанию франкского хрониста Радульфа Каенского: «В Маарре наши воины варили взрослых язычников в котлах, детей они насаживали на вертела и поедали, как жаркое». Об этом же сообщают другие хронисты. Как арабские, так и христанские. Маара не была так богата, как крестоносцы надеялись.

Пищи в городе оказалось для армии недостаточно. Нехватка продовольствия в декабре прогрессировала. Но это явно не было единственной причиной каннибализма «благородных» рыцарей, которые варили взрослых мусульман в котлах, а детей насаживать на вертела, отрезали женские груди и ягодицы… и жарили их на глазах умирающих жертв. Уцелевшие жители окрестностей вспоминали потом, что стали свидетелями поведения, которое нельзя было отнести исключительно на счёт голода. Франки отрыто провозглашали, что пришли,чтобы есть плоть сарацин. Собиравшихся вокруг ночных костров для поедания человеческой добычи, пытались внушить ужас, который должен был распространять впереди войска. Кощунство во имя Господа и религиозный садизм всегда зиждется на убежденности в такой своей высшей правоте, которая оправдывает любые злодеяния во имя «благого дела».

Дед страшные вещи про войну рассказывает.

Кое что о значении Российской империи в мировой политике начала XIX века

Граф Румянцев в 1807 году говорил послу Наполеона в Петербурге генералу Савари:

"Что такое Европа, где она? Вся Европа в нас с вами".

Наполеон I, давая инструкции Арману Коленкуру:

"Петербург. Там вершатся дела всего мира".

"Два крестьянина, и в летах, и не пьяные, и знавшие уже давно друг друга, приятели, напились чаю, и хотели вместе, в одной каморке, ложиться спать. Но один у другого подглядел, в последние два дня, часы, серебряные, на бисерном желтом снурке, которых, видно, не знал у него прежде. Этот человек был не вор, был даже честный и, но крестьянскому быту, совсем не бедный. Но ему до того понравились эти часы и до того соблазнили его, что он наконец не выдержал: взял нож и, когда приятель отвернулся, подошел к нему осторожно сзади, наметился, возвел глаза к небу, перекрестился и, проговорив про себя с горькою молитвой: «Господи, прости ради Христа!» — зарезал приятеля с одного раза, как барана, и вынул у него часы."

(с) Ф.М. Достоевский, "Идиот".

«Были репродукторы, немцы все это слышали...»

Как-то раз в Ленинград приехали двое туристов из ГДР. В городе они отыскали Карла Элиасберга, дирижёра. Немцы признались ему: «Тогда, 9 августа 1942 года, мы поняли, что проиграем войну. Мы ощутили вашу силу, способную преодолеть голод, страх и даже смерть…». Но что же произошло в тот далёкий военный день, что так потрясло германских солдат?

В первые месяцы Великой Отечественной композитор и профессор Дмитрий Шостакович находился в Ленинграде, где работал в консерватории. С началом войны написал два рапорта с требованием зачислить его в ряды РККА и отправить на фронт, но ответ был один: «Здесь вы нужнее». Продолжив работу в консерватории, Дмитрий Дмитриевич принял на себя и обязанности пожарного. Тогда же он начал работать над своей седьмой симфонией. «Я нес службу на крыше, а между налетами, в интервалах, писал свою партитуру. Я не мог оторваться от нее и все время писал, писал и писал... - вспоминал композитор.

Находясь в Ленинграде, он успел написать три части — полностью проработанные партии для сотни инструментов.

В октябре 41-го его эвакуировали в Куйбышев, где 5 марта 1942 года симфония, дописанная перед новым годом, прозвучала впервые. Исполнил её оркестр Большого театра, тоже эвакуированный. В Москве она прозвучала уже 29 марта — в Колонном зале московского Дома Союзов.

За границей симфонию впервые услышали 22 июня 42-го: её исполнил Лондонский симфонический оркестр. Дальше был Нью-Йорк – 19 июля. Русская музыка произвела фурор, а Шостаковича в пожарной каске поместили на обложку журнала TIME. Симфония разлетелась по всему миру.

Но она ДОЛЖНА была прозвучать в Ленинграде. Исполнить её должен был Большой симфонический Оркестр Ленинградского радиокомитета. До блокады насчитывавший 105 человек. В город партитуру доставили самолётом: к моменту её получения из всего оркестра играть могли лишь 15 человек, остальные либо погибли, либо были эвакуированы, либо настолько обессилили от голода, что не могли двигаться. Элиасберг, дирижер оркестра, искал музыкантов, которых требовалось не менее 80, по всему городу, обходя больницы и госпитали. Так, ударника Жаудата Айдарова он нашёл в морге, заметив шевеление пальцев… Музыкантов отзывали с линии фронта. Буквально и официально командируя их в оркестр Элиасберга.

Городская премьера симфонии была назначена на 9 августа. Почему на этот день? Именно 9 августа немцы планировали отметить победу над Ленинградом, причём в самом городе: командующим раздавались специальные пригласительные билеты в популярный в то время ресторан гостиницы «Астория».

Город не покорялся. Музыканты репетировали. Билеты в филармонию раздавались бесплатно и 9 августа зал был полон. Бомбёжки? Артобстрелы? Нет. В зале были зажжены все люстры, а советская артиллерия была брошена на подавление огневых точек противника. Во время исполнения симфонии на город не падали снаряды и бомбы.

В зал филармонии поместились не все: музыка транслировалась по радио и репродукторам, музыку слышал весь город. Осаждённые не могли сдержать слёз, а дирижёр вспоминал: «С таким воодушевлением мы не играли еще никогда. И в этом нет ничего удивительного: величественная тема Родины, на которую находит зловещая тень нашествия, патетический реквием в честь павших героев - все это было близко, дорого каждому оркестранту, каждому, кто слушал нас в тот вечер… И когда переполненный зал взорвался аплодисментами, мне показалось, что я снова в мирном Ленинграде, что самая жестокая из всех войн, когда-либо бушевавших на планете, уже позади, что силы разума и добра победили».

Немцы, в окопах, под шквальным огнём артиллерии, тоже слушали симфонию. Именно в этот день они должны были маршем пройти по Дворцовой площади. Но из осаждённого, голодного Ленинграда звучала живая музыка, а каждая нота вбивала в головы простую истину: им не победить. Они-то считали, что город мёртвый...

В 1992 году посетил семинар по нейролингвистическому программированию, многое было необычным, пошёл по рекомендации знакомых, конспекты до сих пор где-то лежат. Но изучать техники прекратил вскоре после завершения обучения, после того как женщина рассказала о том, как она применила одну их техник на работе. Надо пояснить, что в группе были люди среднего и старшего возраста, все с высоким уровнем развития, несколько преподавателей из академической среды с научными степенями.

Так вот, женщина из какой-то госструктуры ради эксперимента решила попробовать технику на совещании, там должны были показательно уволить мужчину за множество рабочих провалов, т.е. заседание было формальным, решение было однозначным и предсказуемым. Она решила попробовать одну их психотехник, чтобы полностью развернуть коллективное мнение и изменить решение, она сама даже не верила в это, просто решила проверить то, чтобы мы делали на семинарах, в другой обстановке. На заседании каждый присутствующий должен был обозначить свою позицию и она по изученной схеме запустила свою ментальную программу. Своим выступлением она полностью обрушила позицию коллег, человека не стали увольнять, оставив на месте. Когда она рассказывала это в нашем кругу, то состояние шока у неё так и не сошло, она просто не понимала, как так можно легко полностью изменить мнение даже не одного человека, а целого коллектива. Меня тогда это самого испугало, испугало на что способны такие психотехники. Подсознательно понимал, что сталкиваюсь с силой, которую не осознаю и не контролирую, может быть и исключил вариант, когда меня стали бы использовать в не очень хороших целях.

Несколько лет назад своими собственными глазами наблюдал сцену, когда сознание близкого человека буквально переключили с нормального режима на невменяемый. Длилось это около минуты, но что с человеком происходило, стало понятным мгновенно, выглядело дичайшее. Потом разбирали механику такого дистанционного воздействия, многие иллюзии относительно нашей осознанности отпали. Наверняка, помните жизненные ситуации, когда вы или знакомый говорили примерно следующее: — "я не понимаю, как я это сделал", или, "как так получилось". Большинство людей никогда не будут задаваться вопросом, а каков был механизм действительного принятия решения.