Лет десять назад я в каких-то ЖЖ-комментах обронил, что к постоянным смертям известных людей в общем-то навычен, светлая грусть и все такое, но есть у меня заветные полдюжины персонажей, внезапная смерть которых может очень серьезно меня огорчить и даже шокировать. Потом подумал как следует и признался самому себе: да, правда есть, как ни странно.

С тех пор много воды утекло.

Многие неизбежно выпали из списка по причине весьма преклонного возраста, катастрофического здоровья, при котором скорый уход представляется благом, или постепенной прискорбной утраты творческой потенции, как, скажем, Алехандро Ходоровский, Жан-Мари Маддедду или Яна Мьяртушова. Я вообще сторонник благословенной эвтаназии и хотел бы испытать эту прелесть на себе, когда уже совершенно не буду ничего соображать; и мне профит, и вынужденным бессмысленно ухаживать за мною любящим наследникам послабление. Но так, скорее всего, не будет, потому что общество у нас христобоязненное и человеколюбивое, поэтому мне суждено помереть абсолютно выжившим из ума, дико несчастным, жутко страдающим, с пеною на губах, мерзко богохульствующим и возвращенным из больницы с чудовищными пролежнями. Так вижу. Гуманное общество не даст мне уйти без лютого унижения моего человеческого достоинства и причинения мне нестерпимых мук своими человеколюбивыми запретами, что скорбно.

Так вот. Одним из полдюжины людей, чья внезапная смерть повергла бы меня в свое время в благочестивые размышления, был Николай Караченцов.

Сразу скажу необходимое: в кино он откровенно валял дурака. Невзирая на то, что многие его роли вроде Урри или Билли Кинга обожаемы народом - в кино он откровенно валял дурака, работая левой ногой. А то и не работая. Абсолютно все его кинороли сняты с растопыренной пятерней, большим пальцем приставленной к носу. Караченцов совершенно искренне не понимал, для чего выкладываться в кино, если и так схавают. Местами его презрение к кино было видно невооруженным глазом, как, скажем, в "Ловушке для одинокого мужчины" или в "Дежа вю". И, наверное, поделом. Апогей его демонстративного презрения - это, конечно, "Один за всех", где он выглядит вдохновенным певцом синематографа, но происходит так только потому, что все остальные, по меткому определению Сальвадора Дали, вообще никуда не годятся.
Любопытно отметить, что театральный режиссер Караченцова Марк Захаров, который в театре доверял своему любимому актеру самые ответственные и козырные главные роли, практически не снимал его в своих фильмах. Снял один раз, в "Доме, который построил Свифт", и то откровенно неудачно. И это, сдается мне, совершенно не случайно. Великий режиссер очень тонко чувствовал отношение своих актеров к происходящему. И он был уверен, что Янковский или Абдулов, к примеру, выложатся в кино на 150 процентов, а Караченцов, человек театра, - нет. Ну и вот.

Выкладывался на полную Караченцов лишь в театре. Ах, как же он, во имя всего святого, выкладывался в театре. Просто невероятно.
В конце восьмидесятых и начале девяностых у меня случился некоторый блат в доставании билетов на спектакли со звездами в театр "Ленком" под руководством Марка Захарова. И я, будучи еще несмышленым подростком, этим блатом воспользовался в полной мере.

В первую очередь меня интересовал Караченцов, конечно. Да, потому что Урри, потому что Билли Кинг и так далее. Детский импринтинг, что называется. Но первый же просмотренный спектакль с его участием - "Тиль" - убедил меня, малоосмысленного подростка, едва закончившего школу, что в кино Караченцов не тот, нет же. Бледная тень того, что он показывает на сцене. Его Тиль просто убил меня, разорвал в клочья и в землю закопал. Граф Резанов, Тиль, Смерть Хоакина Мурьеты - во всех этих ролях он был совершенно великолепен, фактически становясь вровень с Николсоном. Насколько я понимаю, у нас сохранилась единственная видеозапись того, что он творил на сцене - "Юнона" и "Авось". Блестящее исполнение, кстати, очень хорошо, что оно нам досталось. Либо я просто ленив и нелюбопытен, поскольку не знаю остальных видеосвидетельств.

Жалко. Крайне жалко, что нас покинул такой великий актер. Впрочем, свое я отгоревал тогда, когда он попал в первую автокатастрофу и стало ясно, что грандиозных ролей больше не будет, а сам великий мэтр обречен на проискорбное скудное доживание. Сейчас я, наверное, испытываю только облегчение от того, что ушел наконец невероятный человек, которого судьба обрекла на жизнь в четверть возможного и который плакал, видя записи своих старых выступлений, когда он еще был полон сил. Смерть была для него актом милосердия. Я полагаю, что ему сейчас в любом случае лучше, чем нам.

Прощай, маэстро, давший мне в этой жизни очень много.